– Извините, я устала с дороги. Полдня ничего не ела, а тут сразу столько всего вкусного... – Фрэнсис артистично схватилась за живот и закатила глаза, изображая страшные мучения от несварения желудка. – Где у вас дамская комната?
– Я провожу, – охотно вызвался Лукас, встав из-за стола.
Как только они вышли, Лукас развернул Фрэнсис к себе лицом и спокойно, чтобы не вызвать раздражения и истерики, спросил, что стряслось.
– Лукас, что ты наговорил своей семье?! С чего они взяли, что мы жених и невеста?
– Это все Молли приукрасила. Я ведь предупреждал, что она жуткая болтушка и сплетница.
– Что-то ты не спешил их разубедить.
– Зачем?
– Затем. – Фрэнсис сглотнула подступивший к горлу комок. – Затем, дорогой Лукас, что мы не жених и невеста, ясно?
– Ясно, куда уж яснее.
– И нечего строить из себя обиженного ребенка. Если кто и должен обижаться, так это я. Притащил меня неизвестно куда, наврал с три короба родственникам, а что теперь прикажешь делать мне? Изображать счастливую невесту?
– А почему бы и нет? Уверен, тебе понравится.
– А я уверена в обратном.
– Давай поспорим и проверим, кто из нас прав. – В глазах Лукаса блеснули озорные искорки авантюризма.
– Проверим что? – Фрэнсис не верила своим ушам. – Лукас, ты это серьезно?
– Серьезнее не придумаешь.
– Склоняешь меня водить за нос твою семью?
– Они сами этого хотят. Знала бы ты, сколько лет они мечтают женить меня!
– Лучше бы заботились о Молли. По крайней мере, она под боком и за ней легче уследить.
– Молли уже была замужем. Прожила пять лет в Париже. Развелась и вернулась домой полгода назад.
Теперь понятно, подумала Фрэнсис, откуда у провинциальной девушки такой гардероб. Прожив несколько лет в столице мировой моды, поневоле научишься ценить стильные вещи.
– Никогда бы не сказала, что у столь непосредственной и веселой девушки за плечами такой груз, – заметила Фрэнсис. – Многие годами переживают развод, а Молли, похоже, не сильно печалится из-за того, что ей не удалось повторить счастливую судьбу ваших родителей.
– Вообще-то Молли, как мне кажется, в глубине души все еще надеется на примирение с Луи-Филиппом. Не удивлюсь, если еще через полгода, устав от деревенской тишины, она вновь рванет в Париж к своему ненаглядному французику.
– Похоже, ты от него не в восторге, – заметила Фрэнсис.
– Никогда не понимал лягушатников.
– Даю голову на отсечение, что они не в восторге от голландцев, безнаказанно курящих марихуану в кафе, – парировала Фрэнсис, которой с детства прививали терпимость к другим народам.
Ее мать вышла замуж за англичанина и не раз жаловалась на чопорность и снобизм лондонцев, не желавших принимать ее в свое общество. «Больно хотелось!» – восклицала оскорбленная до глубины души Камилла, вынашивая в голове очередной план покорения зазнавшихся англичан. В конце концов ей удалось стать одной из них. Нет, она так и не приучилась есть каждое утро овсянку на воде и пить пятичасовой чай с молоком из фамильного фарфора, однако ей удалось большее: Камилла стала истинной леди. Достойной супругой лорда Эккерсли и хозяйкой родового поместья.