– И мне тоже. Своеобразный ритуал.
– Думаешь, мама знала?
– Наверняка.
– Какое разочарование. Считаешь, что ты умнее всех, а на самом деле ничего подобного. – Он в первый раз отвернулся от камина и поднял стакан в ухарском приветствии. – Всего наилучшего. Тебе повезло, Томми.
Тут Линли заметил, что у Питера блестят глаза. Неестественно блестят. Ив нем шевельнулось недоброе предчувствие. Подавив его, он поблагодарил брата и стал смотреть, как тот идет к столу возле широкого окна, выходящего на бухту, и перебирает лежащие на нем вещи, ноне для разрезания бумаг с ручкой из слоновой кости, пустую серебряную чернильницу, трубки из вишневого дерева. Все еще отпивая из стакана, он взял в руки фотографию бабушки с дедушкой и зевнул, бездумно рассматривая их лица.
Видя это и понимая, что Питеру хочется возвести между ними барьер равнодушия, Линли решил не тянуть время.
– Мне бы хотелось расспросить тебя о мельнице.
Питер поставил фотографию на место и стал тереть пальцем пятно на задней стороне спинки кресла.
– О мельнице?
– Ты ведь бывал там, правда?
– Там я не был уже давно. Мимо проходил, конечно, когда шел в бухту. Но внутри не был. А что?
– Ты отлично знаешь ответ.
Лицо Питера оставалось бесстрастным, разве что дернулись губы. Он подошел к стене с университетскими фотографиями и принялся рассматривать одну за другой, словно видел их в первый раз.
– Все Линли за последние сто лет, – заметил он, – окончили университет. Один я – белая ворона. – Он тронул рукой панель в том месте, где не было фотографии. – Даже у отца был диплом, да, Томми? Но мы, конечно нее, не можем повесить его фотографию, чтобы он не смотрел на нас со стены и не судил за грехи.
Линли не поддался на провокацию, какой бы привлекательной она ни была.
– Мне бы хотелось поговорить о мельнице.
Питер допил виски и поставил стакан на низкий столик, продолжая осмотр. Он остановился перед последними снимками и, ткнув указательным пальцем в портрет брата, царапнул стекло:
– Вот и ты, Томми. Образцовый Линли. Семья может тобой гордиться. Честь и слава нашего дома.
Линли почувствовал, что у него сжалось сердце.
– Я понятия не имею о той жизни, которую ты выбрал для себя в Лондоне, – сказал он, надеясь, что это прозвучало благоразумно, но понимая, как он плохо заботился о брате. – Ты бросил Оксфорд? Отлично. У тебя своя жизнь? Отлично. Ты нашел эту… Сашу? Отлично. Но только не здесь, Питер. Мне твои штучки в Ховенстоу не нужны. Ясно?
Питер повернулся к нему лицом и склонил голову набок:
– Не нужны? Да ты приезжаешь сюда один-два раза в год и смеешь заявлять, что тебе нужно и что не нужно! Сейчас как раз такой случай?