Вечер получился незабываемым. Светила полная луна, отражаясь в речке. На том берегу чернел хвойный лес, а на нашем - горел костёр, на котором на деревянных шампурах поджаривались сардельки. Пробки из бутылок я выбил известным способом, а стаканы мы снова забыли. Пришлось вспомнить старый мопассановский способ, который мы всячески модернизировали. Я то прекращал 'подачу' вина, и тогда Настя, почти как младенец из груди кормилицы, пыталась высосать вожделенный портвейн, покусывая меня за губы; то вдруг пускал вино такой сильной струйкой, что Настя начинала захлёбываться и бить меня по плечу.
Никогда ни один из шашлыков, которые мне довелось есть потом, начиная с приготовленных в горах Абхазии, и кончая подаваемыми в лучших ресторанах Москвы, не был так вкусен и желаем, как шашлык из сарделек у костра на берегу Москвы-реки.
Закончив ужин, мы, как водится на Руси, малость попели хором. Потом я, положил голову на колени сидящей Насти, и стал смотреть на всю эту прелесть вокруг, стараясь запомнить на всю жизнь. И запомнил! Сколько было прекрасных мгновений и после, но когда я хочу вообразить себе нечто, совершенно волшебное и милое сердцу, то вспоминаю речку с отражённой в ней полной Луной, мрачный и страшный лес на той стороне, а на этой - потухающий костёр, шалаш, и наклонившееся надо мной любимое лицо, ласковые светлые глаза и свисающие на меня светлые волосы Насти.
И вдруг Настя тихо запела:
Зачем тебя я миленький (именно 'миленький', а не 'милый мой') узна-а-а-ла!
Зачем ты мне ответил на любовь,
Уж лучше бы я горюшка не зна-а-а-ла,
Не билось бы моё сердечко вновь!
Я хорошо помнил эту песню, она мне нравилась, но никогда не подумал бы, что эта мелодия и эти слова произведут тогда на меня такое сильное впечатление. Настя пела тоненьким слабым голоском, часто делая паузы для вдохов. Но только здесь, в самом центре России, на русской природе, в типично русских обстоятельствах - 'ворованная' у супругов любовь, отсутствие удобств, недавнее моё унижение и совершенная неясность будущего нашей любви - я, наверное, понял до конца весь пессимистический смысл этой песни. Рыдания судорогой сдавили мне горло (лёжа это особенно чувствуется!) и я заплакал в голос, причитая, как старая бабка. Слёзы струились как из прохудившейся кружки, я не знал, когда это всё прекратиться - такого срыва у меня раньше не случалось. Настя сверху тоже поливала меня слезами, но лицо её улыбалось.
- Успокойся, миленький, не плачь, у нас всё-всё будет хорошо! Вот увидишь! - пыталась утешить меня Настя.