Так вот, Симонов конца сороковых годов - это необычайно подвижный красавец-весельчак, шумный и громко хохочущий, отнюдь не худенький, с длинными чёрными вьющимися волосами и пышными чёрными усами. По Сухуму он ходил в шортах, шокируя население, даже на пляже не снимавшее черкеску с буркой или чёрный костюм со шляпой. Костюм Симонова дополнял цветной платок, повязанный вокруг шеи, и потрясающая бамбуковая трость толщиной, если не с ногу, то с мускулистую руку. Сталинская трубка во рту завершала портрет Симонова.
Как-то он пришёл к дяде в гости вместе с женой - тётей Валей, как я её называл. Помню, как разволновалась моя мама, увидев 'тётю Валю'. 'Смотри и запоминай!' - быстро шептала она мне, 'это - знаменитая актриса, это - сама Серова!' Но я тогда не понимал, насколько знаменита Серова, меня больше интересовал жизнеобильный весельчак Симонов - любимец Сталина.
Подарок, который он принёс однажды дяде, удивлял своей оригинальностью. Это была картина, писанная маслом самолично Константином Михайловичем, в хорошей рамке. Изображён был какой-то пейзаж с небом, рекой и, то ли с лугом, то ли с лесом. Конечно же, рисунок был любительский. Но изюминка заключалась в надписях на картине. Через весь рисунок белыми большими буквами было неряшливо написано 'Прерода'. Да, да, именно 'прерода'! На реке надпись 'Вада', на небе 'Аблака'. Симонов, мой дядя, тётя Валя и моя мама, до упаду хохотали над картиной, а потом торжественно забили в стену гвоздь и повесили пейзаж на самом видном месте. Насколько я помню, дядя во всех своих последующих квартирах уже в Москве, на самом почётном месте вешал именно эту картину. Ещё бы - она собственноручно написана великим Симоновым. Безусловно, великим, а особенно - в то время. Я сам видел, как моя мама читала его 'Жди меня :' и обливалась слезами. Конечно, кроме таланта поэта, здесь причиной было и то, что сколько ни ждала мама отца с фронта, он так и не вернулся :
А однажды мы - дядя Жора (так называл я Георгия Дмитриевича), Симонов, моя мама и я - побывали в ресторане 'Лебедь', что находился посреди пруда в Новом Афоне, близ Сухума. Живописнейший ресторан: идёшь к нему по узкому мостку через пруд, а вокруг островка на сваях, где располагались столики, плавали лебеди - белые и даже экзотические чёрные. Мы их кормили, и это не только не возбранялось, но и приветствовалось. Лебеди хватали пищу прямо с рук, и я так увлёкся, что попытался ухватить одного из них за шею. И лебедь, с виду такая мирная и спокойная птица, широко раскрыл клюв, замотал головой и страшно зашипел. Он даже больно ущипнул меня за руку, оцарапав до крови своими мелкими шипами, которые у него вместо зубов. Я, конечно, заревел и бросился бежать от агрессивной птицы под смех посетителей ресторана.