- О, это мое любимое.
Они пили чай, ели печенье, болтали о новостях, которые Адам только что почерпнул в газетах. Затем Лаури пролистала несколько страниц журнала и показала ему рекламу модных купальников.
- С твоим черным ни один и близко не лежал, - сказал Адам.
- Это Сарин, мой дома.
- Откуда бы он ни был, он тебе ужасно идет. Ужасно, - с горячностью повторил он.
- Удачный фасон, вероятно.
- Нет, прелесть моя, не фасон, а содержимое. Адам пристально посмотрел ей в глаза, Лаури не выдержала и вцепилась в лежащие перед ней газеты и стала внимательно изучать книжное обозрение. Она не отрывала глаз от страницы, всем своим существом ощущая мужчину рядом с собой, газета так и ходила у нее в руках. Адам кашлянул.
- Может, пойдем? - неожиданно резко произнес он и поднялся, протянув ей руку. - Пойдем, прокатимся немного, прогуляемся где-нибудь по парку.
Лаури машинально кивнула и уронила газету; оба одновременно нагнулись, чтобы поднять ее, и стукнулись лбами с такой силой, что она даже вскрикнула, а Адам схватил ее и прижал к себе.
- Дорогая, я тебя ударил? Лаури покачала головой.
- Посмотри на меня, - настаивал он, - посмотри на меня, Лаури!
Медленно, с неохотой она подняла глаза и встретила настойчивый вопрошающий взгляд его ярких глаз. Она без слов ответила на его вопрос, прижавшись к нему, потершись щекой о его грудь, и Адам поднял ее и понес в гостиную, через холл, медленной, размеренной походкой сомнамбулы, словно намеренно давая ей возможность одуматься, пока не поздно, и наконец положил ее на кровать и сам распростерся рядом с ней.
Они лежали лицом к лицу, затаив дыхание, только сердца бились в груди; затем Адам нагнул к ней голову, и Лаури встретила его поцелуй с такой страстью, что уже никакие вопросы были не нужны. Словно чары наконец спали с них, и они слились в объятиях, руки и губы лихорадочно искали друг друга, пока Адам не начал, тяжело дыша, раздевать ее неверными, вдруг плохо слушающимися руками. Как и тогда, Лауря отреагировала на эту неуклюжесть с таким пылом, что Адам сорвал с себя свою одежду и прижал ее обнаженное тело к себе; соприкосновение было как взрыв, он даже задохнулся. Мускулистая мужская угловатость и мягкая женственная округлость приникли друг к другу так неотвратимо точно, что бедра Лаури раздвинулись сами собой, а Адам издал звук, похожий на стон, поцелуи его стали неистовее и отчаяннее, все усиливаясь и доводя ее до высшей точки желания. И наконец, побежденный необоримой силой, превосходящей их самих, он приник губами к ее шее, и их тела слились столь гармонично, что здесь, в солнечный воскресный полдень, высоко над Темзой, свершилось чудо - и для Адама, со всей его опытностью, и для Лаури, напрочь лишенной таковой, это было так близко к совершенству, как два человеческих существа только могут мечтать.