— Само собой, — возобновил рассказ Фил после паузы, — я прыгнул прямиком в воду, но, если помнишь, я плохой пловец, могу только по-собачьи загребать, а мне до нее было плыть да плыть, и прилив довольно сильный. Я бултыхаюсь, зову ее, глотаю тухлую вонючую воду, а ее вроде как относит все дальше от меня… чем ближе я подплываю, тем дальше она становится… Я уже захлебываюсь, уже воды наглотался по самое горло и начинаю уставать. Однако продолжаю плыть к этому белому шару, а он удаляется все дальше и дальше, и мне кажется, что я уже бог знает сколько времени торчу в реке. Вдруг появляется прогулочный катер, а на нем шикарная компания развлекается, загорает, глушит шампанское, и я слышу, что двигатель глохнет, катер замедляет ход, и меня вытаскивают из воды, а я твержу: «Мэнди. Спасите Мэнди». «Там никого нет», — отвечают мне. «Она была в белом платье», — говорю я. Больше часа мы плавали и плавали кругами, все искали ее, но так и не нашли. Он исчезла. — Фил снова погрузился в молчание. — Ее тело выловили у Ротерхайта три дня спустя. — Надин охнула. — Мы так и не узнали, почему она это сделала. Никто не понимает, почему. Все, кто ее знал, говорили, что она была счастлива и крепко любила меня, и радовалась предстоящей свадьбе, и уверенно смотрела в будущее. Ничего не понять. Знаешь, это случилось почти год назад, и каждый день с тех пор мне хочется с ней поговорить, хотя бы одну минутку, просто спросить, почему. Нет ничего хуже, чем не знать причины. Я знаю, как, где и когда, но мне нужно понять, зачем. Вот и все.
— Боже, Фил…. уму непостижимо… и как ты… после всего этого… даже не знаю…
— Все нормально, — улыбнулся он, — в таких случаях никогда не знаешь, что сказать. Не бери в голову. Никто не знает, что сказать. Да и что тут говорить… Это случилось год назад. А пару месяцев спустя умерли родители. Можешь себе вообразить, в каком я был состоянии, не верил ни во что, едва не потерял работу, разругался с друзьями, много пил, завяз в наркотиках и, понятное дело, жалел себя. Прямо-таки купался в жалости к себе.
— Но однажды утром, — встрепенулся Фил, — я проснулся, а солнышко сияет, дети на улице играют, и я подумал: «Фил, тебе почти сорок, а что у тебя есть? Ничего, только твой дом и твое тело. Больше ничего.» Вот я и решил о них как следует заботиться. Начал делать ремонт в родительском доме и приводить в порядок свое тело. Никаких наркотиков, выпивка только по выходным, здоровая пища. Купил кулинарную книгу, научился готовить всякие индийские вегетарианские блюда, макароны, еду быстрого приготовления — словом, оздоровительная диета. Тебе, наверное, не верится, да? А на родительский дом я истратил целое состояние, каждый заработанный пенни был вложен в ремонт. Я провел центральное отопление, сделал новую ванную, прорубил вход из большой комнаты в спальню и поставил между ними дверь гармошкой. Выбросил всю старую мебель и купил новую, ободрал обои, выкрасил весь дом, каждую комнату, каждую дверь. Заменил дверные ручки на дорогие медные, снял паласы и отполировал доски на полу. Ремонт отнял у меня полгода, но я в жизни ничего более правильного не делал. И он отвлекал меня от… черных мыслей. Когда закончил, надел свой лучший костюм и все бродил, бродил по дому, воображал, будто я здесь гость и смотрю на все чужими глазами. Дом смотрелся фантастически! Ты бы видела, Надин! Само совершенство.