– Ты исследовал его сердце? – спросил астролог.
– Я заглянул в него, как в эту чашу! – вскричал Гагабу, взяв со стола большую блестящую чашу. – Я делал это пятнадцать лет кряду! Правда, этот человек был нам полезен, он полезен нам и сейчас и будет полезен впредь. Ведь и врачам нужна для лечения больных и горькая рыбья печень и даже яды, убивающие человека, а такие люди, как он…
– В тебе говорит ненависть, – прервал разбушевавшегося старца астролог.
– Ненависть? – повторил тот, и губы его задрожали. – Ненависть? – Он снова ударил себя кулаком в широкую грудь. – Да, пожалуй, она заперта в этой старой клетке. Но послушай, астролог, и вы все – послушайте меня! Есть два рода ненависти. Один-это ненависть человека к человеку, и ее я подавил в себе, задушил, уничтожил. О боги, какой это мне стоило борьбы! Правда, много лет назад мне довелось сполна вкусить ее горечь, и я готов был поступить так же, как безрассудные осы, которые гибнут тотчас после того, как ужалят. Но мне суждены были долгие годы жизни, годы познания, и теперь я знаю, что из всех побуждений сердца только одно безраздельно принадлежит Сетху, принадлежит злу, и это – ненависть человека к человеку. Алчность может породить трудолюбие, вожделение приносит подчас прекрасный плод, но ненависть опустошает человека, и в сердце, преисполненном ею, все чистое и благородное тонет во мраке, вместо того чтобы тянуться к свету. Все может простить божество, все, кроме ненависти. Но есть и другой род ненависти, угодной богам, которую следует знать и вам, подобно тому, как я всегда лелеял ее в своей груди. Это – ненависть ко всему, что мешает расцвести светлому, доброму и чистому, ненависть Гора к Сетху. А потому пусть покарают меня боги, но я ненавижу лазутчика Паакера, чьего отца я так любил. Пусть боги тьмы вырвут мое старое сердце из груди, если я перестану питать отвращение к порочному, алчному жертвователю, стремящемуся выторговать себе земное блаженство за окорока животных и кувшины вина, подобно тому, как мы выторговываем у лавочников платье или осла. Он приносит жертвы, а в душе у него ликуют темные силы. Дары Паакера уже не могут радовать богов, так же как и тебя, астролог, не порадует полный сосуд розового масла, если в нем копошатся скорпионы, тысяченожки и змеи. Много лет направлял я молитвы этого человека и ни разу не слышал, чтобы он просил богов о чем-нибудь чистом и благородном, но зато тысячи раз молил он ниспослать гибель тем людям, которых он ненавидит.
– В самых священных и древних молитвах, возносимых всеми, и поныне содержится просьба к богам, дабы они повергли врагов к стопам молящихся; к тому же я не раз слышал, как Паакер истово молился за своих родителей.