Читая это письмо, везир несколько раз менялся в лице. Наконец, пожав плечами, он положил письмо на стол, встал и, прислонившись спиной к колонне, погрузился в глубокое раздумье. Чем дольше он думал, тем мрачнее становилось его лицо. «Это – пилюля, подслащенная медом, из тех, что подносят женщинам», – пробормотал он про себя. Снова подойдя к столу, он еще раз прочел послание фараона и сказал:
– Да, у него можно поучиться, как давать согласие и в то же время отказывать, не забывая при этом блеснуть своим благородством. Рамсес хорошо знает свою дочь. Она ведь, как и всякая девушка, не захочет выйти замуж за человека вдвое старше себя, который годится ей в отцы. Рамсес пишет, что оба мы должны покориться ее воле. Покориться! А кому? Своенравной девчонке.
При этом он так яростно швырнул письмо, что оно, скользнув по столу, упало на пол. Глухонемой раб поднял его и бережно положил обратно на стол, а везир тем временем бросил шарик в серебряную чашу. Раздался звон, несколько чиновников опрометью вбежали в комнату, и Ани приказал им привести карлика госпожи Катути. В груди у него кипела злоба на фараона – сидя в своей походной палатке, далеко отсюда, тот воображал, будто осчастливил его своей величайшей милостью.
Замышляя против кого-нибудь недоброе, мы всегда склонны считать этого человека своим врагом, и, если такой человек подносит нам розу, мы считаем, что он дает нам ее не ради аромата, а ради шипов.
Когда карлика Нему привели к везиру, он упал на колени. Ани приказал чиновникам удалиться и воскликнул, обращаясь к карлику:
– Ты сам вынудил меня бросить тебя в темницу! Встань! Карлик встал и промолвил:
– Спасибо тебе за все! И за темницу тоже спасибо! Везир с удивлением взглянул на него. Нему продолжал со смиренным лукавством:
– Я опасался за свою жизнь, но ты не только не укоротил ее, а даже продлил, ибо в одиночестве темницы время тянулось медленно и минуты превратились в часы.
– Прибереги свои шутки для женщин, – обрезал его везир. – Если бы я не знал, что ты желаешь мне добра и действуешь по приказу Катути, я отправил бы тебя в каменоломни.
Карлик ухмыльнулся.
– Мои руки в силах ломать лишь камешки для игры в шашки, зато язык мой, что вода, может одному земледельцу принести богатство, а у другого смыть возделанное поле.
– Мы сумеем укротить воду плотиной!
– Моей госпоже и тебе она во всем помогает, – сказал Нему. – Я объяснял охваченным горем горожанам, кто виноват в том, что гибнет их плоть и кровь, и от кого они должны ждать мира и счастья. Я сыпал соль на раны и восхвалял врача, который исцелит их.