Какая великая боль, какая черная, невыразимая боль! София, светлое платьице, маленькая кучка пепла от большого костра, приди домой, ко мне, со мной ты сможешь выжить.
Разве он не сказал, что вернется? Конечно, он вернется. Ведь он уже тоскует, я чувствую.
* * *
Он пришел в сумерках. Ты уже уснула в отдельной комнате, куда я отнесла тебя. София, ты была такой изможденной, не могла говорить, вся одежда была измята и испачкана. Ты стала всего лишь тенью того лебедя, той приманки на зеркальном озере. Ты призрак, и слова твои легче пуха. У меня другой голос, и теперь моя очередь говорить. Ведь я пока что шептала.
Он пришел, но долго бродил в одиночестве и не хотел входить в дом. И все же вошел. Он гулял долго; непостижимая природа щекотала его шею, дышала одиночеством, и он в испуге заторопился домой.
- София? - позвал он, стоя в саду, но она глубоко спала. Я же спряталась и не отзывалась. Он вошел в дом. Его волосы взъерошены. Ему страшно.
Я сказала о том, что мне тоже было очень страшно? Страх преследует меня постоянно, ведь, если задуматься, для смелости нет никакой причины.
Он в нерешительности остановился в гостиной.
Я, конечно, знала, что он придет, и искала подходящее платье, но так и не нашла. Тогда я разрисовала свое нагое тело красивым узором. Я исписала так много холстов, и вот теперь дело дошло до меня самой - моя плоть ждала этого.
Конечно, он знает, что я дома, и, конечно, он ищет меня. Мы будем любить друг друга своими телами, словами, видениями. Это будет священнодействие; ведь мы так долго жили порознь. Я заклинаю тебя.
Он вошел в спальню, я видела его из своего укрытия. Как же он возбуждал меня! Его тело, его мысли, его тайны. Его напускная серьезность, и оправданная, и надуманная, - совсем как у меня.
Я желала обнять его жаркое тело, вобрать его твердое естество в водоворот моего нутра, я желала прильнуть к его члену, словно к материнской груди, я мечтала ощутить его язык у моей темной вершины удовольствий; пусть он настигнет меня, как волны настигают берег.
Он остановился у стены спальни и увидел цветы, которые я нарисовала; распустившиеся розы с блестящими лепестками и таинственной чернотой в середине каждого цветка.
Они не понравились ему, казалось, они чего-то ждут от него, да, они чего-то требуют, они вопиют.
Ветви роз обвивали стены, они вырастали прямо у изголовья кровати и кричали о вожделении, боли и невысказанной тоске.
Я встала в проеме двери и прочла в его мыслях: "Нельзя, чтобы она меня поймала".
- Я не собираюсь ловить тебя, я хочу лишь быть с тобой, - произнесла я.