Страсть, та самая, которая незаметно исчезла за последние годы их супружества. Уснувший зверь, вокруг которого они ходили на цыпочках и делали вид, будто его не существует. Он сделался врагом; он стал ледяным призраком, который становился все холоднее и холоднее по сравнению с прежним огнем, перегоревшим и казавшимся чем-то чуждым, нереальным воспоминанием из другого мира. Может, его не было вовсе? Может, он и не нужен? Может, нам достаточно повседневных забот и детей?
В то же время между ними появилось нечто похожее на родственную привязанность, и она сказала себе: пожалуй, так гораздо лучше, наверно, так случается со всеми. И она спокойно ходила в своем махровом халате, словно погруженная в какую-то спячку. Пока не настал тот день, когда им не завладело нечто новое. Яркий огонь, предназначенный не ей. Она узнала об этом раньше, чем что-либо заметила. Он, сорокалетний мужчина, сидел за завтраком с восторженным лицом молодого канатоходца, и вулкан страха пробудился в ней: теперь его не волнуют ни вкус кофе, ни планы на отпуск, ни то, как она ласково треплет его по щеке. Его похитили, он попался в ловушку ведьмы из другого мира, запутался в ее огненных сетях. И теперь голос, которому нельзя противиться, нашептывает ему, как всегда, одно и то же: это чужое существо - это я наконец-то, это пламя - это я.
И поэтому он должен уйти. К другой, чей голос звучит в нем.
Но ведь у нас и так не все было ладно, говорит он. Конечно, это станет выходом и для тебя тоже. В какой-то степени. Со временем. Скажи, ведь это так, Элизабет.
Нет. Нет! Я никогда не прощу тебе твоей вины.
И в ней осталась лишь ненависть. Ненависть и горечь. Ярость, разъедающая тело.
Но когда внутри поселяется ненависть, твой мир становится хрупким. Приходится менять себя. Все, что для тебя белое, для меня черное; я сплела кокон вокруг моей ненависти. Я стала другой. Закончив завтрак, я вытерла губы. Из отчаяния вырастает хрупкая, стальная сила, так предательски похожая на свободу. Можно даже подумать, что это и есть счастье, пока не замечаешь, что дрожишь от холода.
И только в снах я преследовала его, приходила на вечеринки, искала его, изо рта вырывалось жалкое блеянье, я чувствовала себя увечной и смертельно больной, а лекарство было у него; я, я была хозяйкой вечера, но никто не верил мне, одежда висела на мне клочьями, с меня капала грязь, я задыхалась от маленьких холодных рыбок, которые трепыхались у меня в легких, кровь в жилах стала серой и густой, точно каша, я ждала смерти, я просыпалась, тело ныло, и ныли челюсти, о Господи, избавь меня от этого тройного проклятия - тоски, ненависти и горечи, - оно пожирает мою кровь.