Мария смотрит на нее, не сводя глаз.
На щеке женщины блестнула аккуратная слезинка, словно выдавленная из пипетки.
- Наверно, вам надо позвонить мужу, - беспомощно произносит полицейский.
Мария сидела, парализованная, ничего не понимая.
- Он на конференции. В Вене.
- Мы можем разыскать его, если хотите, - неожиданно проворно вставил полицейский. - Он же сразу приедет. Может быть, вы хотите, чтобы мы еще кому-нибудь сообщили? Врачу, священнику...
- Нет, - прошептала Мария.
- Обычно становится легче, - начала женщина.
Обычно? Обычно становится легче?
Мария вдруг почувствовала, что ненавидит их. Они врут. Они не имеют права здесь находиться.
- Вы, наверно, ошиблись, - сказала она резко.
- К сожалению, нет.
Мария услышала свой собственный крик - она кричала шепотом:
- Наверно, обычно так и говорят, да, так и говорят? Что вы, наверно, ошиблись?
* * *
Она выпроводила полицейских. Они оставили карточку с телефоном. Как только Мария услышала, что машина отъехала, ей страшно захотелось, чтобы они вернулись.
Она сидела за столом. Слез не было, только ощущение, что в живот через горло протащили пестик от ступы.
Так, значит, это случилось. Так вот, оказывается, что при этом чувствуешь. Вот как это происходит. Самое страшное. Вот что чувствуешь, когда это происходит с тобой. Ее выбрали. Кого-то должны были выбрать. И теперь выбрали ее.
Меньше всего это походило на правду. Правда не доходила до самого дна; старалась достучаться; как звуки будильника настойчиво теребят оцепенение спящего. Слышишь, слышишь, слышишь... твоя дочь... ей не пришлось страдать... сильный ветер...
Ей хотелось кричать или смеяться, делать что-то сумасшедшее. Ведь это неправда, неправда.
Синица все еще пела, зудя, как маленькие надоедливые часы. Бутерброд, который Мария намазала, когда еще светило солнце, в другой жизни, до этого страшного визита, лежал на столе. На стакане с соком виднелся отпечаток счастливых женских губ.
Одно мгновение может отличаться от другого. "Когда ваш муж приедет, вы должны решить, хотите ли вы на нее посмотреть, - сказали полицейские. Иногда кажется, что лучше этого не видеть. Но потом, многие обычно понимают, что это необходимо. Чтобы примириться".
Потом? Многие?
На втором этаже проснулся сын. Дай ему еще поспать, не дай ему спуститься.
Мария слышит его шаги. И запирается в ванной.
Она свернулась калачиком на ковре. Из горла вот-вот вырвется крик, очень больно, вся она сейчас - это только воспаленное горло. Крик готов уже вырваться, в ее тело словно впилась бормашина.