И тут Мю закричала. Крик был негромкий; девочка широко раскрыла рот, и из него вырвалось сипение. Голова у нее тряслась. Она поднесла руки к щекам и, прежде чем Марика успела ее остановить, расцарапала себе лицо длинными ногтями.
- Прекрати! - Марика бросилась к кровати. Теперь девочка плакала, все ее тело сотрясалось в рыданиях. Она била кулаками по стене и плакала.
Марика инстинктивно схватила девочку и, сжав ее руки, держала их, не выпуская. У девочки по щекам бежали красные кровоточащие царапины. Голова дергалась.
- Успокойся, - сказала Марика. - Ляг. Дыши.
Она повалила девочку на матрас; можно было подумать, что она ее насилует. Вся ситуация выглядела непристойной, неуместной.
- Дыши, - повторила Марика и почувствовала необыкновенное облегчение, когда девочка и в самом деле послушалась и постаралась вернуть самообладание. Теперь она тихо скулила, как брошенный щенок.
- Я жить без него не могу, - вырвалось у нее.
- Да нет, можешь, - вяло уверяла ее Марика.
- Ты не знаешь, что было до того, как я его встретила. Все было мертвым. И я охотно бы умерла.
Марика молча погладила ее по голове.
- Мне кажется... - прошептала Мю. - Мне кажется, во мне есть что-то, из-за чего меня невозможно полюбить.
Марика по-прежнему молчала. В голове ясно и отчетливо, как на экране компьютера, мелькнули возможные реплики горе-психолога. Но язык онемел.
- Во мне будто есть что-то нездоровое, - шептала Мю. - Какая-то большая мерзкая черная опухоль где-то внутри. - Она погладила кончиками пальцев пораненные щеки, и на ее лице появилось выражение детского незащищенного страдания. - Знаешь, мне иногда хочется, - говорила она, чтобы мы с ним вместе покончили с собой. Это ведь чудовищная глупость. Но я так часто об этом мечтаю. Как ты считаешь, я больна?
Марика хотела бы ответить: "Нет".
- Наверное, всегда есть какая-то причина, - начала она.
- Мне кажется, никогда прежде я не могла любить, - прошептала Мю. Мне кажется, все это время я копила в себе любовь.
"Моя девочка, - озабоченно подумала Марика. - Кто знает, что ты в себе копила".
Мю положила голову ей на колени, и Марика сидела неподвижно, пока та не заснула.
Она сидела там, неловко и неуклюже, как Мария с Христом, снятым с креста, и смотрела на расцарапанное лицо и припухшие веки Мю. Вдруг ей захотелось любой ценой немедля уехать отсюда. Ее потянуло в мастерскую. К свету, лежащему на белых стенах, к резкому запаху желтого безмолвия темной комнаты.
Убедившись в том, что девочка крепко спит, Марика освободила свои колени и встала.