— Ты что, баран, ослеп, что ли? — услышал Саша полный ярости, сиплый от волнения голос. — Красный же горит! Он приподнялся на локте и увидел, что лежит прямо посреди Садового кольца, что действительно горит красный. И что машины аккуратно объезжают и его, и «Волгу», а пассажиры прилипают к окнам. Ну да. Давно, наверное, не видели человека, которого оставил Ангел. Как же это его занесло на проезжую часть-то на красный? Замечтался. Задумался.
— Вечно, блин, как откроют хавло, так и прут! — продолжал разоряться водитель и добавил в сердцах: — Чайник, мать твою еть! С соловьино-разбойничьим присвистом поспешал к месту аварии молодцеватый Ильюша Муромец в форме сотрудника ГАИ. Козырял уже издали, словно генералу честь отдавал. А Саша, лежа на асфальте под серым траурным небом, подумал: «Может, все-таки не врал Потрошитель? А ну как он и впрямь — Ангел?»
13 часов 08 минут «В темноте пророк не боялся. Ночь была тем временем суток, в котором Нафан чувствовал себя относительно спокойно. Он вышел за ворота крепости Дэефета и неторопливо зашагал вниз по улице, поглядывая по сторонам. По всей Палестине, а здесь, в Иевус-Селиме, особенно, каждый встречный мог оказаться царским шпионом. Дэефет приветствовал доносчиков. Нафан понимал: основа всеобщего повиновения и, как следствие, царского могущества — хорошо отлаженная машина устрашения. Даже те, кто еще не привык к такой жизни и не считал ее нормой, боялись лишний раз открыть рот и предпочитали помалкивать даже в разговоре с хорошими знакомыми. Сегодняшние хорошие знакомые завтра вполне могут оказаться хорошими доносчиками. Одно другому не мешает. Что решает все? Деньги или продажная совесть? Не получив ответа на этот простой, в сущности, вопрос, Нафан постарался избавиться от знакомых и друзей. От всех. Абсолютно. Теперь он остался один. Но даже одиночество не дало ему полного успокоения. Страх властвовал в этом городе. И не только в нем. Все вокруг: стены домов, свет факелов, цветы, деревья, благовония, небо и солнце, горы, и — самое главное — Скинья, Его Скинья, было пропитано приторным ароматом страха. В низине, от крепости к Овчьим воротам, он свернул налево. Здесь, в тени кипарисов, стоял нужный ему дом. Дом богатый и щедрый, славящийся на весь Иевус-Селим. Дом Верной Вирсавии, жены офицера Урии. Тот самый дом, о котором говорил раввуни. Нафан еще раз оглянулся. Если бы кто-нибудь увидел его у ворот этого дома и донес Дэефету, он, Нафан, лишился бы поутру головы. Старик осторожно, с оглядкой, приблизился к воротам и постучал. Его била дрожь. Он боялся, как, впрочем, большинство в этом городе. Шурша одеждами, у дверей появилась служанка. Она вопросительно посмотрела на старика. Тот пробормотал негромко, едва различимо: