— А вот двадцать седьмого марта, между десятью и… где это?..
…вот, двумя часами ночи, что он делал?
— Двадцать седьмого? «Двадцать седьмого, — повторил про себя Саша. — Что же я делал двадцать седьмого марта с десяти до двух? Где был, разве вспомнишь сейчас? Он толком-то не помнит, что неделю назад делал, а уж в марте-то, хоть в конце, хоть в начале… Нет, не вспомнить».
— Двадцать седьмого марта мы были у моей подруги на дне рождения. «А ведь точно. Были. То ли у переводчицы, то ли у гида какого-то. Народу тьма там еще гуляла. Весело было…»
— И что, Александр Евгеньевич все время находился на ваших глазах? Никуда не удалялся, да? — напирал Костя.
— Ну почему не удалялся? Удалялся, — ответила Татьяна.
— Куда?
— В туалет, кажется.
— И надолго?
— Знаешь, я за часами не смотрела.
— Скажите, а машина, на которой вы приехали, чья?
— «Девятка»? Моя.
— И документы на нее есть?
— Кость, ну чего ты дурью-то маешься? Вопросы какие-то идиотские задаешь… Знаешь ведь, что с документами все в порядке.
— Я тебе не Костя, — негромко сказал оперативник, — а товарищ старший оперуполномоченный. А ты мне сейчас не Татьяна, а Татьяна Николаевна Лерих, между прочим, подозреваемая в соучастии. Поняла? И поэтому попрошу отвечать на мои вопросы точно, четко и по существу. Саша услышал, как Татьяна хмыкнула озадаченно:
— В каком соучастии? Костик, у тебя совсем, что ли, крыша съехала «на почве»?
— Так. Ознакомься с протоколом осмотра.
— С протоколом осмотра чего?
— Машины твоей, дура. «Жигулей» «девятой» модели, цвет «свежая вишня». Регистрационный номер… Ты что думаешь, я тебя зря тут полтора часа байками развлекал? Пауза. Долгая, кромешная, черная пауза.
— Что за чертовщина? — озадаченно спросила Татьяна. — Какие следы, какой крови, под каким ковриком?
— Под левым, со стороны водителя! — рявкнул вдруг Костя. — И группа крови, между прочим, совпадает с группой крови последней жертвы! Поняла? Кому машину давала? Быстро? У кого ключи от твоей машины есть? Ну? Живо отвечать! Сука, овца тупорылая! Будет она мне строить из себя королеву гишпанскую! Кому машину давала, а? — заорал он. — Ты у меня сейчас узнаешь, у кого тут «крыша съехала»! Кому давала машину, отвечать быстро!
— Никому, — совсем сухо ответила Татьяна. У нее всегда становился такой голос, когда разговор бывал ей неприятен.
— Какому это «никому»? Где он живет? Адрес, телефон! Быстро!
— Обалдел, что ли? — заорала она в ответ. — Никому не давала! И хлесткий звук пощечины. Тут-то Саша понял, что и Таню Костя «сломает» тоже. Не труднее, чем профессора.