— Ты, дура, — прошипел оперативник. — Сама-то хоть понимаешь, что сейчас сказала, а? Понимаешь? Нет? Я тебе объясню. Ты сейчас сказала вот что: «Саша Товкай — не убийца, а убийца — я». Ты это хоть поняла, а? Поняла?
— Почему я? — растерялась Татьяна.
— Да потому, что если ты никому ключи от своей машины не давала, значит, никто, кроме тебя, эти убийства совершить не мог! Значит, сама ты села в машину, сама доехала, грохнула девицу и вернулась обратно! И снова села пить, гулять да веселиться! А тачку твою, «девятку» ср…ю цвета «свежей вишни», регистрационный номер такой-то, видели в ночь убийства аккурат рядом с местом преступления. Вот так! — хрипел Костя. Татьяна дышала тяжело, с едва ли не болезненным хрипом. Саша представил себе эту картинку: она сидит на стуле напротив стола, а Костя, как в кино, упершись руками в стол и направив лампу Татьяне в лицо, выкрикивает свои идиотские вопросы провокатора. Саша открыл глаза. Он собирался вскочить… ну, или уж, на худой конец, подняться и… что-то сделать. Стукнуть его, или, может быть, что-нибудь еще, главное, прервать эту уродливую цепочку наводящих вопросов и отдающихся ответов. Но вместо этого он снова закрыл глаза. То, что Саша увидел, показалось ему чудовищным сном. Они… трахались. Нет, не занимались любовью. Это нельзя назвать любовью. Нет. Именно так: «трахались». Еще — «спаривались». Животный секс, — она грудью на крышке стола, он сзади, — когда нет чувств, а есть только необузданное желание овладеть. Ов-ла-деть! Костя и овладел. Саша ошибся. Косте не пришлось ломать Татьяну. Он ее просто взял. Право победителя. Саша лежал и ждал. А перед глазами у него стояло бледное лицо Татьяны, закушенная нижняя губа, — чтобы не до крика, — и капельки пота над верхней губой и у переносицы. Ей это нравилось. Саша-то знал Татьяну достаточно хорошо, чтобы сделать подобный вывод.
— И что мне теперь делать? — с хрипотцой спросила она.
— Подпишешь показания против этого кретина — и все дела. И снова долгая пауза, тяжелое дыхание, хрипотца и нарастающее постанывание. Саша стиснул зубы и открыл глаза.
— Таня, — громко позвал он. Она вздрогнула, но Костя повелительно ухватил ее за шею и пригнул, прижал к столу. И Татьяна даже не попыталась вырваться.
— Что, очнулся? — весело поинтересовался Костя. — Слаб ты стал на башку, Сашук. Слаб. — Он облизнул губы. — А мы вот тут показания снимаем.
— Таня, — снова позвал Саша, отхаркивая кровь. — Скажи мне, ты занималась этим с кем-нибудь еще?
— Старик, это называется секс, — напомнил Костя, совершая фрикции.