— Почему твои создания столь ужасны? Неужели ты не мог сделать их лучше? Он не волновался. В нем не было отчаяния, как в прошлый раз. Каска опустил голову, посмотрел на человеческую реку, быстро движущуюся к его дому, отбросил за спину багряный плащ, сделал правой ногой шаг назад и поднял щит, готовясь к схватке. Последней схватке в этой жизни. Впереди шагала стража. Восемь человек с кентурионом из всадников во главе. Каска мгновенно выделил его по касису‹Casis (лат.) — особый шлем, который носили принадлежащие к сословию всадников. Простые легионеры носили galea.›. Позади стражи волновалась толпа. „Предвестник убьет Антония, — подумал Каска, улыбаясь. — Если бы не этот мужлан, страже удалось бы арестовать заговорщиков тихо, без шума и привлечения толпы. Но Антонию плевать на желания Октавия. Он исходит из того, на чьей стороне в данный момент сила. Ему понадобилась сила — он привлек плебс. Теперь их не остановишь. И конечно, эти восемь легионеров не сумеют сдержать толпу, в которой каждый готов убить хоть весь город ради двадцати пяти тысяч динариев“. Приблизившись, кентурион поднял согнутую в локте руку, и легионеры моментально развернулись лицом к плебсу и обнажили мечи. Каска опустил свой щит. Он был готов говорить и даже знал, что скажет. Кентурион поднялся на ступени его дома, остановился в пяти шагах, объявил ровно:
— Ты пойдешь с нами, магистратор. Он был совсем молод. Каска, участвовавший не в одном сражении, не помнил его лица.
— Ты ошибаешься, кентурион, — ответил он спокойно. — Я не пойду с тобой.
— Такова воля триумвира Октавия.
— Я знаю.
— Будь послушен, и, может быть, триумвират дарует тебе жизнь.
— Нет, — Каска усмехнулся. — Октавиан никогда не дарует мне жизнь. Он слишком жесток. Но даже если бы триумвир собирался это сделать, я не принял бы жизнь от него. Октавиан — не Бог, и не он решает, кому, когда и как умереть.
— Это речь смутьяна, магистратор, — шевельнул бровью кентурион.
— Это речь свободного римлянина, — поправил Каска. Кентурион подумал секунду. Он явно пребывал в растерянности. После всеобщей резни, учиненной плебсом и легионерами, он ожидал мольбы о пощаде и беспрекословного подчинения, но никак не сопротивления.
— Ты только навредишь себе, магистратор, — негромко сказал он, и Каска отчетливо услышал прозвучавшие в голосе легионера просительные интонации. — Если ты не уйдешь с нами, тебя растерзает толпа.
— Люди, — снова поправил Каска. — Они и так растерзают меня. А также и тебя, если ты прикажешь увести меня. И твоих легионеров.
— Почему? — насторожился кентурион.