— Они идут! — крикнул со стены дозорный. Старший караульной смены, высокий угрюмый мужчина с непомерно широкими плечами, голубая милоть которого была расшита алой шерстяной нитью, резко взмахнул рукой.
— Ворота! — снова крикнул дозорный, перегибаясь через гребень стены. Большие деревянные створки дрогнули, покачнулись и медленно пошли в стороны. По мере того как они открывались все шире, Лота охватывал трепет. Праведных оказалось больше, чем он предполагал. Как только ворота распахнули, толпа начала втягиваться в город. Постепенно она заполнила площадь и выплеснулась на соседние улицы. Кто-то забрался на стену, и все-таки большей части пришлось остаться за воротами. Маленькая площадь не могла вместить всех. Адмийцы ждали. Ждали горожане, ждал Иосиф, ждал Лот. Праведные смотрели на адмийцев молча, словно видя их в первый раз и не зная, чего же ожидать от этих странных уродцев.
— Идет Закон! — зашумели в толпе праведных. — Дорогу Закону! Люди расступились, пропуская на площадь двоих. Первый — старик, серое лицо которого покрывали пигментные пятна, а милоть подчеркивала сутулость. В трясущейся руке он держал посох — символ судии. Вторым был высокий жилистый бородач с худым лицом, на котором выделялись пронзительные, цвета спелой вишни глаза. Одет он был не только в голубую милоть, но еще и в пурпурную накидку‹$FГолубой цвет считался у иудеев священным. Одежды пурпурного и багряного цвета служили отличием богатых и почетных лиц.›. Ни в одном из трех праведных городов судей не было по той простой причине, что не существовало преступлений. Очевидно, старика выбрали на один раз. И по тому, что среди горожан оказался судия, Лот понял: праведные станут требовать для убийцы смертной казни. Чтобы изгнать из Адмы, судия не требовался. Праведные боялись гнева Господнего, но жажда мщения была чересчур сильна. А присутствие судии позволяло придать ему вид правосудия. Священник остановился в шаге от толпы, старик же вышел на середину площади. В глазах его пылал совсем не стариковский огонь. Судия вонзил коричневый пигментный палец в толпу адмийцев.
— Адмийцы! — с необычной для тщедушного тела силой каркнул он. — Сегодня ночью двое из вас совершили тяжкий грех! Сегодня ночью, впервые за пятнадцать лет, Зло вторглось в нашу жизнь! Сегодня ночью был убит один из хасидеев. Не мы ли опекали вас? Не мы ли помогали вам? Не мы ли заботились о вас? — Голос его становился громче. В нем прорезались исступление и фанатичная вера. Толпа за спиной судии заволновалась. — Адмийцы, призываю вас именем Господа, выдайте убийц Хранителя, и пусть свершится правосудие! Поступок сей послужит доказательством вашего смирения и укрепит добрые отношения между нашими городами! Секунду над площадью висело напряженное молчание, а затем прозвучал чей-то негромкий голос: