— Посмотри-ка. — Тот тоже опустился на корточки. Под кузовом машины натекло большое бензиновое пятно. Волин коснулся его пальцем, понюхал, сказал утвердительно: — Бензин, — поднявшись, он окликнул медика: — Вы уверены, что девушка была убита между двенадцатью и часом ночи?
— Температура тела и образование трупных пятен указывают именно на это время. Прошу учесть, что в момент обнаружения автомобиля двигатель был включен, а печь работала на полную мощность.
— А если труп какое-то время пролежал на улице?
— Девушку убили именно в машине. Расположение пятен и подтеков крови невозможно подделать.
— Бак заполнен до половины, — Волин повернулся к Пилюгину. — Убийца заранее присмотрел машину, которой не хватятся с вечера субботы и до утра понедельника. Угнал ее, похитил жертву и привез на стоянку. Здесь он убил девушку, слил половину бака на землю и спокойно ушел.
— Но температура тела…
— Аркадий Николаевич, — позвал Лева, все еще осматривавший машину. — Можно вас на минуточку?
— Что такое, Лева? — спросил Волин, обходя машину.
— Посмотрите, пожалуйста, — оперативник указал на небольшую мокрую лужу на полу салона. — Лужа.
— И что? С обуви, наверное, натекло.
— И полиэтиленовая пленка.
— Ну и что, Лева? Волин все еще не вник в умозаключения сотрудника. Наверное, с недосыпа. Лева посмотрел на следователя, присел, вытащил из воды тонкую прозрачную пластину, похожую на осколок стекла. Именно так и подумал Волин сначала. Стекло. Свою ошибку он понял, когда «стекло» растаяло на ладони оперативника, превратившись в каплю воды.
— Лед? — спросил он.
— Именно, — кивнул Лева. — Он использует лед. Включает печь. Лед тает слишком быстро, тело не «консервируется», но остывает гораздо быстрее обычного. Вода стекает на пол. Никто не обращает на нее внимания, считая, что могло натечь с обуви или, например, уплотнитель плохой: снег тает, влага просачивается в салон. Или, например, моют машину. Неважно. Через некоторое время вода высыхает. Все. Пилюгин хмыкнул озадаченно:
— А на кой ему все это нужно? Он что, хочет «выкупить» нас на это фуфло?
— Уже «выкупил», — спокойно ответил Лева. — В случае с Ладожской.
— Допустим, Лева, что ты прав, — согласился Волин. — И как, по-твоему, для чего он это делает? Хочет запутать следствие?
— Нет. Он достаточно умен, чтобы понимать: следствие подобными фортелями запутать можно, но лишь на время, — покачал головой оперативник. — Однако этот парень достаточно умен и для того, чтобы сообразить: как ни старайся, как ни хитри, а вероятность его поимки все-таки существует. Для каждого болта рано или поздно отыщется своя гайка. И вот когда его возьмут, выяснится, что твердых доказательств вины этого парня у следствия-то и нет. Мы ему заключение экспертов о времени смерти, а он нам — алиби. И мы можем знать, что эту девушку убили, допустим, не ночью, а час назад, и твердить об этом на суде хоть до посинения, но доказать нам ничего не удастся, поскольку эксперты будут в один голос твердить об обратном. Два подобных факта — и, пожалуйста, суд уже усомнился в компетентности и, что хуже, объективности следствия, газеты кричат о том, что мы сцапали невиновного, а адвокат заявляет протест в связи с грубейшей подтасовкой доказательств. И все остальные улики, какими бы твердыми они ни казались нам, будут априори вызывать сомнения у всех остальных. На этом-то и строится его расчет. Пилюгин хмыкнул, пробормотав: «Но-ормально», а Волин, повернувшись к криминалисту, который тоже слушал рассуждения оперативника и кивал одобрительно, приказал: