Рудис! Ей-богу, Рудис!
Они сидели вместе в колонии для малолетних. Вначале Рудиса, благо он был из деревни, пытались вышучивать, но парень оказался упрям и к тому же силен невероятно. Вскоре он и застенчивость свою преодолел, и любому мог показать, почем нынче деревенские.
— Рудис!
— Ух ты! Не верю своим глазам! Вик Шик? Ты что в этой кладбищенской норе делаешь? Командировка?
— Да так… С бухты-барахты…
— А что, в Риге работу нету?
— Работа есть, башлей мало.
— Башлей всем мало, мешками раздавай — не хватит! Эй, шинкарь, — Рудис обратился к продавцу, — налей-ка нам дважды по паре и еще вот в эти бидончики… Но лей доверху, как полагается, я проверю! Там внутри зарубка, недольешь — попляшешь у меня!
Взяв в каждую руку по две кружки, Рудис повел Виктора под навес и принялся пересказывать последние серии своей биографии.
— Как на волю вышел, — Рудис выдохнул, отпил большой глоток и продолжал: — Доктора нашли у меня какое-то плоскостопие, вот и тяну лямку. Подвернулась работенка электриком, халтурка перепадает, жить можно. И вдруг у одной бабы от меня сопляк родился, мозговал я, мозговал и махнул рукой — лады, женюсь! И оказалось, жена высший сорт. Хозяйственная бабенция. Как запряжется, пыль столбом. Сейчас, правда, приутихла: второго ждем.
— Я рад, что у тебя о'кей и ты доволен житухой, — серьезно сказал Виктор, и лишь тот, кто его хорошо знал, мог уловить в голосе иронию.
— Теперь-то да, а вначале думал — ну, пропал. У нее ведь земельный участок! Был момент — или все к черту, или воровать! На зарплату электрика даже вместе с халтурками вигвам не построишь. А теперь хоть бы хны! Теперь моя старуха по дому только на скотинке пару сотенных в месяц загребает. Председатель говорит: пусть приходит на ферму или еще куда. «А ты дашь ей столько, сколько она, не выходя из дома имеет?» — спрашиваю. Старому хрычу и крыть нечем. А меня уговорил на лесоповал, с гуцулами. Семь потов сходит, зато башляем. Еду варили по очереди, смотрю, так недолго и с голоду подохнуть. Подошел мой черед, слетал я к крестному — он как раз свинью зарезал — и такой ужин закатил, дружки-гуцулы объелись и полночи за хлевом на корточках сидели. Давай меня уламывать: иди поваром. А мне что, на кухню я с удовольствием. Всех кругом знаю, как только кто скотинку режет, я тут как тут. Не задарма, конечно, — в конце месяца рубчиков шестьдесят, а то и семьдесят с брата выходит, но зато какая шамовка! Они ж меня на руках носят!
— Не пристроишь, а?
— Теперь уже не бог весть что… Масленица пару лет как кончилась. Я и сам помаленьку навостряю лыжи, но с хлопцами свыкся, нельзя сразу так взять и уйти.