— Это абсурд, то, что ты говоришь, отец! Нельзя так просто похоронить или усыновить. И еще без твоего согласия! Абсурд, отец!
— Не называй меня отцом, мне больно. Я сто раз об этом думал. Ты никогда не болел. Почти никогда, во всяком случае ничем серьезным. Такое здоровье, как у тебя, только поискать. Она рассказала бы мне все подробно, но не успела… Она никогда мне не лгала…
Телефонистка прервала их, оплаченное время кончилось. Виктор выбежал из кабины и сказал, что доплатит, пусть продлят разговор. Но пришлось заказывать заново.
Он запросил срочный. Они проговорили еще пять минут, но ничего нового Виктор не узнал, старик знай молол свое о жене, которая никогда ему не лгала, и чужом ребенке, которого она хотела усыновить.
Повесив трубку, он вышел на улицу оглушенный, в полной растерянности. Об устройстве на работу они так и не поговорили.
Старик сидел в плетеном трехногом кресле в самом углу застекленной веранды и при свете, падавшем с двух сторон, листал истрепанный, пожелтевший комплект журналов. На веранде все было таким же старым, как этот старик. Да и весь юрмалский домик, наверное, тоже, просто он выглядел свежее, так как его недавно покрасили. Домик был окружен ухоженным садом, и это говорило о том, что здесь обитают не дачники, а постоянные жильцы; двойная детская коляска на лужайке и доносившееся оттуда веселое щебетание принадлежали внукам или, скорее всего, правнукам.
У дверей веранды с улицы не было ручки, видимо, ее никогда не открывали. Светлая и достаточно просторная, веранда почему-то служила складом старого, но еще пригодного для употребления барахла; здесь хранились и обшарпанные шезлонги с латаной-перелатаной тканью, довоенного выпуска велосипед; огромный, похожий на шкаф, буфет, заваленный какой-то рухлядью; высокий, окованный бронзой ночник; середину занимал большой круглый дубовый стол. Стол был накрыт куском полиэтиленовой пленки, и на нем стояла тарелка с остатками еды, недопитый стакан чая в нейзильберовом подстаканнике, уйма пузырьков с лекарствами и были рассыпаны какие-то таблетки. Однако большую часть стола загромождали газеты, журналы, книги.
Все покрывал толстый слой пыли, ее не вытирали, наверное, несколько лет, и, когда открылась дверь, мириады пылинок поднялись в воздух, словно тут только что выбивали ковры.
Старик, несмотря на преклонный возраст, читал без очков и слышал хорошо; не успел Виктор войти, как он устремил на него заинтересованный взгляд.
— Здрасьте, — пробормотал Виктор.
— Здравствуйте, здравствуйте, — ответил старик, продолжая разглядывать его, как какую-нибудь каракатицу.