— Куда ты ходишь на вечера? — Соня впервые заговорила с ним как с равным. Ей было лет двадцать.
— Куда придется, — ответил Эрик неопределенно, так как не ходил никуда.
— Если пригласишь меня, разрешу проводить до дома.
Об этом разговоре каким-то образом узнал Крист и в обеденный перерыв отозвал Эрика в сторонку.
— Прошу тебя как мужик мужика: оставь Соню в покое. Ее Витольд, конечно, сволочь, пырнул одного ножом в спину, но как-никак он мой друг. И срок его скоро выйдет… Может, Соня продержится. Ты меня понял? Да и стара она для тебя!
— Понял! — У Эрика сердце так отчаянно заколотилось, что казалось, вот-вот выскочит из грудной клетки. Он был посвящен в мужчины.
…В подъезде хлопнули двери, и Эрик вышел во двор. Как и повсюду в новых кварталах, это был, собственно, не двор, а просторная площадка между одинаковыми пятиэтажными домами. Тарахтели моторы — ночью подморозило и владельцы машин прогревали двигатели. Деревья и кусты, уцелевшие от бывших здесь когда-то индивидуальных огородов, в потемках казались выше и гуще. Ивета больше всего ценила именно этот четырехугольник — можно почаще прогуливать малышку, да и воздух здесь более или менее чистый. К тому же, если надо что сделать по дому, не обязательно самой выходить во двор: молодые мамаши из соседних домов давно перезнакомились и смело доверяют друг дружке свои сокровища, когда в магазин надо сбегать или в случае другой срочной надобности.
На полпути к автобусной остановке Эрика застиг мелкий, сыпучий снег. В нынешнем году он, кажется, первый. Вдобавок еще ветер студеный. Эрик поднял воротник куртки. Автобус, как всегда, запаздывал, но, к счастью, в толпе людей, нетерпеливо топтавшихся на конечной остановке и с надеждой глядевших в даль пустынной улицы, не было ни одного знакомого, не надо было произносить слова вежливости, ничто не прерывало размышлений. Да нет, ему вовсе не хотелось думать об этом, с удовольствием переключился бы на что-нибудь более приятное, но почему-то именно эта мысль закогтила мозг и никак от нее не избавиться.
Что Витольда следует лечить от алкоголизма, ни у кого сомнений не вызывало, но когда начинался конкретный разговор, все вдруг теряли дар речи. Конечно, никто не хочет ссориться, у всех одно желание — выйти сухими из воды, ограничившись болтовней. Интересно, почему, например, вывих ноги не вправляют заговорами? Алкоголизм — это болезнь, неужели им непонятно, что к нему относиться надо как к болезни? Наверное, непонятно. Желая добра, они только и делают, что причиняют Витольду зло. Ладно, у начальника цеха своя политика, он опасается, что сразу не найдет вместо Витольда другого сантехника, — кто же захочет за такую зарплату то поджариваться у плавильных ванн, то выбегать на мороз! К тому же у Витольда золотые руки. Предположим, мастер золотые руки найдется, но где сыскать такого, кто знал бы здесь каждый угол, каждую трубу? Если вода вдруг перестает идти или, наоборот, бьет фонтаном, Витольд не теряется в догадках, отчего да почему, ему всегда все ясно с первого взгляда. А вот старичок, что работает с ним на пару, ничего не умеет, кроме как зашпаклевать стыки и промазать их суриком. А ведь и у него четвертый разряд, и важничает он что твой китайский мандарин, хотя без Витольда — просто мальчик на побегушках: разыщи то, принеси это… Начальник, известное дело, боится за воду. Час-другой нет воды — и закрывай лавочку, притом надолго, все углы и закоулки будут забиты полу— и даже четвертьфабрикатами аж до самого потолка. Уж ни одной подсобки не осталось на заводе, план что ни год увеличивают, а расширяться-то некуда.