— Ну, как же ты думаешь, скажи?
Он хотел удержать её на груди, она вырвалась, как птичка, выскользнула у него из рук и принялась бегать по комнате, прячась за кресла и табуреты, с веселым, звонким смехом. Бегая, она тушила веером свечи, полумрак заменял мало помалу ослепительное освещение, но даже в темноте Югэ мог бы поймать её по одному запаху её духов. Она давала себя поймать, потом опять убегала.
Наконец, усталая, она упала в кресло; руки Югэ обвили её гибкий стан; она наклонила головку к нему на плечо и умирающим голосом прошептала:
— Так вы думаете, что я вас люблю?
Голова её ещё покоилась на его плече, как вдруг, открыв глаза и улыбаясь, она сказала:
— Да, кстати! Мне кто-то сказал на-днях, не помню, кто именно, что вы идете в поход с графом де Колиньи? Я рассмеялась.
— А! — сказал Югэ, — почему же это?
— Хороший вопрос! Разве я была бы здесь, да и вы тоже были бы здесь, если бы должны были уехать?
Монтестрюк хотел отвечать, она перебила его:
— Вы мне скажете, может быть, что я это знала, что вы мне это говорили и что я ничего не имела против.
— Именно.
— Да, но я передумала. Все изменилось. Чего вам искать там, чего бы не было здесь?
— Разумеется, если бы я хотел искать в этой далекой стороне, наполненной турками, прелесть и красоту, было бы глупо бежать отсюда.
— Ну?
— А слава?
— А я?
Югэ не отвечал. Он смутно понимал, что начинается решительная борьба.
— Вы молчите? — продолжала она, бросив на него оживленный взгляд. Должна ли я думать, что вы все ещё не отказываетесь от намерения ехать в Венгрию, когда я остаюсь в Париже?
— А служба королю, графиня?
— А моя служба?
Она встала. выражение её лица было уже не то: гнев согнал с него свежий румянец, губы плотно сжались.
— Ну что же? — продолжала она. — Ведь это не серьезно, ведь вы не уедете?
— Я должен с сожалением сказать вам, что наоборот нет ничего вернее того, что уеду.
— Даже если бы я попросила вас остаться?
— Вы только прибавили бы ещё одно сожаление к тому, которое я уже и так испытываю, поступая против вашего желания.
Графиня де Суассон сильно побледнела.
— Вы знаете, граф, что если вы уедете, это будет разрыв между нами?
Голос её стал жестким и суровым. К несчастью Югэ был из таких людей, которые сердятся, когда им грозят, и которых легко возмутить окончательно.
— Сердце мое будет разбито навеки, но когда дело касается моей чести, я ни для кого и ни для чего не могу отступить.
Ах, да! Ваша честь! — вскричала она. Теперь я вспомнила: должно быть обет, данный графине де Монлюсон?
Югэ гордо поднял голову.
— Сознайтесь, по крайней мере, что эта причина стоит всякой другой!