Загрузились и выехали на место в 9 утра...
И... Видать именно этот день и стал тем пределом, за который не пустила Андрея уже сама Природа...
Он уже десять дней голодал...
Да-да! Не удивляйтесь! Именно голодал! Унижаться и подворовывать еду, как это делали все остальные, Андрею было противно... А свои последние 20 шекелей, которые он нашел на асфальте по дороге на работу и купил на них хлеба и молока, он «проел» еще 20 июня...
Теперь он опять, уж который раз в жизни, держался на слове «Надо!»... Нет, можно было, конечно, одолжить сотню-другую у того же Генки, только... А с чего потом отдавать? Ведь, как говорится: «Тратишь чужие, а отдавать надо свои». А зарплата грузчика была просто смешной – 1200... На нее-то, даже если не «жировать», и то еле-еле продержишься! И что потом? «Снежный ком» долгов?.. Можно было еще позвонить ребятам в Аяччо или Жерарди в Абажель... Они-то уж обязательно помогли бы, без лишних вопросов, но... Вот тут уж проявилась его офицерская гордость...
...Тогда, в тот день, все случилось как-то само собой...
Андрей вдвоем с еще одним русским «кадром», который отсидел на своей «доисторической» родине раза три, судя по наколкам, разгружали грузовик с духовыми шкафами, в которых на этот пикничок привезли горячую еду. Есть такие грузовики-будки, у которых откидывается к земле весь задний борт-дверь, образуя круто наклоненный мостик к земле...
Андрей, пятясь, держал тяжеленный шкаф, а его напарник придерживал эту махину, постепенно выталкивая ее из кузова. Они уже почти справились, шкаф уже коснулся передними колесами асфальта, когда «кадр» взял да отпустил его, посчитав, что дело сделано. И вся эта махина ринулась на Филина...
Нет. Можно было бы ему, конечно, отскочить в сторону, и хрен бы с ней, с этой чужой жрачкой и чужим шкафом – здоровье дороже! Но...
– У-а-а-а-а-а! – заорал Андрей дурным голосом и уперся руками в горячие железные стенки, почувствовав, что шкаф катит прямо на него. – А-а-а-а-а!
Ноги, обутые в рваные кроссовки, «буксовали» и шли «юзом» по пролитому на асфальт маслу, а он все упирался в шкаф, уподобившись барану, спасая чужое добро, и сантиметр за сантиметром отступал назад.
– А-а-а-а-а-а-а-а-а! А-а-а-а-а-а-а!
– Тр-р! Тр-тр-р-р-р!
Что-то с противным треском, словно разорвали кусок брезента, затрещало у него за спиной, а тут же горячая волна обожгла весь его левый бок...
– А-а-а-а-а-а! – проорал он во все уже осипшее горло в последний раз.
– Тр-р-р! – «Порвали» «брезент», и тоже в последний раз.
– Ту-тух-х! – грюкнул, наконец-то, всеми четырьмя колесами об асфальт шкаф и остался стоять на месте.