Само собой старый князь Хейнигин принял удар на себя, но сил его дружины не хватило для достойного сопротивления. Дэй’ном огнем и мечом проложили дорогу в глубь Тир-Луниэна аж до берегов Сироны, там их остановила объединенная армия трех удельных князей. И вот теперь Альмар требовал от Мэя личного присутствия и немедленного участия в предстоящей решающей битве.
Это было глупо с любой точки зрения. Особенно с точки зрения здравого смысла. Во-первых, лорд Хейнигин – один из опытнейших военачальников, и не его вина, если с тремя тысячами воинов невозможно остановить 10-тысячную армию. Во-вторых, Мэя чрезвычайно смущало, что Северную армию возглавил хан’гор, а не сам Верховный Вигил. Эйген ни за что не отказался бы от чести нанести по Тир-Луниэну смертельный удар. Стало быть, вторжение со стороны нафаррской границы не является решающим. А в-третьих, старый князь обязательно затаит страшенную обиду на Отступника за проявленное недоверие, ведь Хейнигин всегда оставался одним из немногих, включая покойного Оллеса, кто не жаждал крови Рыжего.
Что-то в этом духе и пытался описать в красивых, исполненных пафоса фразах Мэйтианн’илли, убеждая Верховного Короля оставить все, как есть. Тщательно подбирая слова, он старался не дать повода Альмару с ир’Брайном заподозрить его в злом умысле. От напряженного ночного бдения у Рыжего окончательно испортилось настроение, он наорал по очереди на всех, кого угораздило попасться на глаза, ибо ругать было за что. Досталось от щедрот душевных даже тихоне Каю, полночи штудировавшему свиток с заклинанием, а потом проспавшему общую побудку.
К тому же утро было бесповоротно отравлено «понимающими» ухмылками, цветущими на лицах приближенных, стоило повернуться к ним спиной. Все, в том числе Дайнар, посчитали приступ бешенства вполне естественным для мужчины, давно не получавшего весточки от любимой девушки. Ясное ведь дело, тревога, неутоленное желание да и ревность. Куда ж без нее порядочному влюбленному?
Что скрывать, вестей ни от Сэнхана, ни от Тайгерна так и не приходило, словно братья окончательно позабыли Отступника. Сначала Мэю было некогда, потом он просто не обращал внимания, но мало-помалу терпение его истощилось окончательно и бесповоротно. Бессонница, плохие вести с севера, письма Альмара, донесения разведки и отсутствие Хелит низвергли Рыжего в пучину ярости. Он ругался, как ангайский плотогон, придираясь к подданным и подчиненным, возводя каждую мелочь в ранг преступления, а каждого нерадивца – в ранг потенциального предателя. Дайнар давно не видел своего лорда в таком настроении. Наверное, с тех пор, как начали отстраивать Эр’Иррин. Но тогда монотонность мирных будней и созидательный смысл работы благотворно воздействовали на неспокойный дух Рыжего.