Если допустимо сравнение жизни в красивом замке в окружении друзей и доброжелателей, почитаемой и лелеемой, с существованием на самом дне преисподней, то – да! Хелит обитала в аду. С одной стороны, она сходила с ума от тоски по детям, а с другой – ежедневно видеть, как самый достойный и единственный во всех мирах мужчина из последних сил пытается не выдать своей боли, как неумолимо меркнет свет в его глазах, не просто невыносимо, а убийственно.
«А вдруг весь этот год всего лишь видение во время агонии на операционном столе? Я просто сплю и вижу сон, а потом либо по-настоящему умру, либо выкарабкаюсь, чтобы хотя бы еще немного побыть рядом с детьми, чтобы судиться с Сашкой из-за квартиры, чтобы получить инвалидность по онкологии… Чтобы жить без Мэя, без Аллфина и Сэнхана, без Ранха и Итки, – все чаще и чаще думалось Хелит. – Боже, как же все запуталось!»
О таких перемещениях лучше всего смотреть фильмы или книги читать, но самой выбирать между любимыми, между мирами, между счастьем быть со своим ребенком и счастьем подлинной любви – увольте.
Хотя, по правде говоря, на самом деле не было никакого выбора. По крайней мере, для Хелит. Рожая Игоря, а затем Алину, она знала, что отныне принадлежит только им, и только их счастье и благополучие имеют значение. Иначе не стоит вообще заводить детей. И никаких попреков, вроде: «Я отдала тебе всю жизнь, а ты…» У тебя есть выбор и, делая его, надо помнить о том, что ты привносишь в мир Живую Душу, а не заводишь новую игрушку.
И самое жуткое, что Мэй-то как раз понимал это лучше всех.
Вот почему Хелит не могла заставить себя утром встать, собраться, взять на конюшне вновь обретенную мисс Пэрис Хилтон и отбыть в сторону Лот-Хишши. Что же это – поцеловать Мэя, сказать ему: «Прощай, мой любимый! Удачного тебе царствования и всего наилучшего!» – а потом развернуться и уйти? Кем же надо быть, чтобы причинить ему такую боль, а себе – такую муку?
Солнце медленно садилось. Мор-Киассу обдувал теплый южный ветер. Он шелестел полотнищами флагов, шуршал бумагами, горой сваленными на столе в кабинете Мэя. Окно было распахнуто настежь. Закат выдался удивительный – абсолютно золотой. Пылало все небо, по нему плыли облака червонного золота, сусально переливалась черепица крыш, а вдаль утекал золотой поток Сироны.
Хелит постояла в дверном проеме, зачарованная весенней роскошью заката, впитывая впечатления каждой клеточкой, чтобы навсегда запомнить и запечатлеть в сознании это сказочное зрелище. Мэй делал вид, что поглощен чтением отчетов.
– Завтра я поеду в Тир-а-Лисс, – сказал он. – Один.