Арни заранее связал свою котомку. И бродил напоследок по знакомому пастбищу, прощаясь с ним до новой весны. Между скалами рдели, как факелы, тронутые заморозком кусты. Осень в горах всегда наступает раньше, чем внизу.
Арни ходил один. Похоронив Свасуда, он так больше и не завёл себе новой собаки. Ему предлагали славных щенят и говорили, что пастух без собаки – не пастух. Это была правда, Арни соглашался. И продолжал управляться один.
Арни любил своё пастбище. И чёрную Арнарбрекку с её хмурыми скалами, стремительно уносившимися вниз. Весной на этих откосах так и кипела хлопотливая, шумная жизнь, но теперь птиц почти не было, все разлетелись. Орлиная Круча молча возвышалась над морем, и оттого море казалось торжественно притихшим в ожидании шторма.
Осень есть осень: будет и шторм.
Арни подошёл к самому краю, и камешки потекли из-под ног, звонко отскакивая от уступов. Холодный ветер веял под пасмурным небом. Он не мог раскачать сильной волны, но вокруг островов кипели белые ожерелья. Осень щедро раскрасила шхеры, и Арни не сразу заметил корабли. Но когда заметил – больше не отводил от них глаз.
Два словно бы игрушечных судёнышка неспешно ползли по ветру… Паруса были полосатые, красные с белым. Арни знал: такие паруса сшивают из множества полотнищ и для крепости ещё простёгивают тонким канатом. Не всякому шквалу под силу их разорвать.
Грозные паруса боевых кораблей…
День понемногу клонился к вечеру, и Арни видел, как корабли подобрались к острову и спрятались среди скал. Викинги не хотели на ночь глядя соваться в проливы и устраивались на ночлег. Это выглядело разумным.
Остров был тот самый, на котором люди Свана Рыжего разводили для своего вождя сигнальный костёр.
Мудрено ли, что Арни всю ночь крутился с боку на бок и думал о викингах! Но под утро его всё-таки сморило, и привиделась мать.
Светловолосая красавица вошла в пещеру и села возле огня, и Арни знал, что её звали Ингунн. Он очень плохо помнил свою мать, поэтому ему нравилось думать, что она была красавицей. Ингунн молча смотрела на него и только всё кивала головой, словно одобряла какое-то решение, которого он ещё толком не принял. Арни проснулся и пожалел, что опять не удалось с нею поговорить. Своя правда в этом была. Если он кое-как представлял её внешне, голос не задержался в его памяти вовсе. Слишком рано она умерла. Даже не успела рассказать ему об отце. А теперь не хотела говорить и во сне.
Арни был на неё за это немного сердит.
Его отцом долго считали Хёрда рыбака, утонувшего во время лова трески. Люди говорили, Хёрд был таким же молчаливым и имел похожую родинку на плече. Арни предпочитал зваться Ингуннарсоном. Скверный нрав имел Хёрд и вдобавок был трусоват. Когда Арни думал об отце, он неизменно вспоминал Свана. Вот чьим сыном он назвался бы с радостью. Хоть приёмным. А если не суждено, так и Хёрд здесь ни при чём.