Черт, она работает. Пирс! Джейнис ра-бо-тает. И даже зарабатывает. Такое неприятное чувство: когда думаешь, что кто-то из-за тебя страдает, а оказывается, что вовсе и нет. Внезапно я почувствовал, что нахожусь проигрышном положении.
Ну, ты знаешь, как бывает, когда чувствуешь, что лишаешься чего-то; возникает неукротимое стремление разыграть все свои карты, даже хотя понимаешь, что толку не будет. Я так и поступил.
Мы возвращались вдоль реки через парк, и я спросил, думала она над тем, о чем я ей написал — что люблю ее, тоскую по нашей семейной жизни, и о том, чтобы нам попытаться все наладить. И она ответила, что, да, она много над этим размышляла и склонна думать, что я всегда был прав, что я из тех мужчин, кому необходимы связи на стороне, а почему бы и, нет? И все получилось к лучшему, не так ли? Никаких больше проблем нет.
Но я-то имел в виду совсем другое!
Потом она сказала: «По-моему, нам лучше остановиться здесь. Я не хочу, чтобы люди думали, будто ты вернулся домой». И сказала она это по-хорошему. «Будет проще, когда мы продадим дом, — сказала она. — Но ты не возражаешь, что я отложу это новое потрясение. Я пока еще осваиваюсь. Ну а ты как? У тебя все в порядке?» Я сказал, что да, у меня все прекрасно, что, строго говоря, не соответствует действительности.
«Я рада, — продолжала она, и погладила меня по руке и тепло мне улыбнулась, — потому что я больше на тебя не сержусь. А теперь мне пора».
Вот так! Я все испортил, хуже некуда, Пирс.
Расставшись с Джейнис, я вернулся в свою кроличью нору и натрахался до одурения с нашим корреспондентом «Вашингтон пост» — сегодня утром она отбыла в Штаты, — а когда мы потом лежали рядом, думал я только о том, выигрывает ли «Ливерпуль» кубок Футбольной ассоциации и оправится ли Джон Барнс настолько, чтобы выйти на поле.
Ну, что же, Дрезден, я гряду! Уйду снова с головой в работу. И может быть (кто знает?), в один прекрасный день найду такую, с кем мне будет хорошо и трахаться, и жить вместе. Или такую, какая, примет меня таким, какой я есть.
Салоники вроде бы скучнейшая дыра. Однако, поверь, все-таки не такая, как № 3-а на Болтон-стрит.
Всего наилучшего Твой Гарри.
АФИНЫ 16, ч 16 МАРТА
ТЕЛЕГРАММА БЛЕЙКМОР
РЕЧНОЕ ПОДВОРЬЕ 1 ЛОНДОН — W4 C. К.
БАСТИЛИЯ ПАЛА ТОЧКА РУТ
Речное Подворье 1
17 марта
Рут, миленькая!
Мне необходимо поделиться с тобой целой историей. Ты готова? Итак! Утром вчера. Завтрак как обычно — с газетой. Стеклянные двери открыты настежь — весеннее утро, ничем не уступающее летнему. Я была счастлива. У меня есть работа. С Гарри я совладала лучше, чем могла надеяться, — мы встретились, чтобы решить проблему со школой Клайва. И тут зазвонил телефон. Это бы Роджер — ну ты помнишь, № 5, историк, помешанный на птицах. Не хочу ли я пойти с ним наблюдать птиц? Может быть, сегодня вечером? Свет тогда будет идеальным, а в такую теплую погоду вполне могут прилететь весенние мигранты. (Какие еще, черт, «весенние мигранты»? Мне почему-то представился бретонский торговец луком с крылышками).