Через ряды фарисеев старалась прорваться Мария. С безумно блуждающими глазами, растрепавшимися и спутанными волосами, прозрачно-бледная — она рвалась вперед.
— Пустите меня! — кричала она, стараясь растолкать их, а когда фарисеи преграждали ей путь, то она начинала метаться, призывая на их головы всевозможные проклятия и мщение небес:
— Разбойники, подлые палачи, да поразит вас Господь чахоткой, лихорадкой, горячкой… Пусть земля поглотит вас, меч истребит все ваше семя, чума уничтожит все ваше потомство, саранча нападет на ваши поля! Да поразит вас всех проказа и чахотка. Дай Бог, чтобы вы все ослепли. Чтоб отсохли у вас руки и ноги, чтобы вы ползали, как змеи, извивались одним только туловищем по пыльным дорогам, прогнившие от ран и нарывов!
Помня приказ Пилата, фарисеи не решались трогать ее, только переглядывались друг с другом и, полные ужаса, старались усмирить Марию грозными взорами, но не могли выдерживать взгляда ее обезумевших глаз, то блиставших словно молния, то горевших ярким огнем, или внезапно угасавших, словно глаза умирающего.
Иногда она умолкала, пристально глядя на средний крест, тогда черты ее лица обострялись, принимали трагическое выражение и она шла, как лунатик, ничего не сознавая, машинальными движениями рук раздвигая фарисеев, которые прямо не смели сопротивляться ей.
Таким образом, она медленно продвигалась вперед. Как только начинал шататься средний крест, шаталась и Мария, едва держась на ногах, хватаясь за плащи окружающих, повторяя бессвязные фразы, лишенные всякого смысла.
— Люди, куда вы идете? Что это за крест? Я ведь свидетельствовала перед Пилатом. Пилат запретил вам. Как вы смеете не слушаться прокуратора? Вы обманываете меня, — и Мария оглядывалась вокруг строгими глазами. И ей начинало казаться, что все, что она видит перед собой, есть что-то иллюзорное, нереальное, какой-то оптический обман. Когда шествие вышло из города и дорожная пыль, взбившаяся вверх густым туманом, окружила все, это впечатление усилилось еще больше. Она смотрела сквозь сизый туман на кресты, на сверкавшие на солнце шлемы и копья солдат, как будто бы на видения своего больного воображения, на жестокий кошмар кровавого сна наяву, от которого лоб ее покрывался крупными каплями пота и замирало сердце.
Мария вздрагивала тогда, протирала глаза, как бы стараясь проснуться и вырваться из когтей душившего ее кошмара. И вдруг она очнулась и вскрикнула. Средний крест неожиданно исчез, словно провалился куда-то в бездну.
— В обморок упал, потерял сознание, — послышались вокруг нее слова, передаваемые друг другу.