— Поймали Симона Киринеянина, и он теперь несет крест.
Крест снова поднялся над толпой, теперь он держался ровно и не шатался.
На запекшихся губах Марии появилась безумная улыбка.
— Видите, видите, вы сами говорите, что не Иисус, а кто-то другой несет крест! Вы должны слушаться прокуратора, должны!
Мария прорвалась уже в первые ряды фарисеев и очутилась около Нефталима, она долго всматривалась в него и сурово проговорила;
— Я узнаю тебя. Ты один из тех, которые обвиняли его, и стоишь того, чтобы я плюнула тебе в лицо.
— Распутница, — вспылил гневно Нефталим.
— Оставь, — удержал его Датан, а несколько фарисеев схватили Марию за плечи и оттолкнули ее назад.
Она дико засмеялась.
— Что же вы думаете, что я не найду его, я всех вас по очереди истреблю. Я никого не боюсь, у меня дома есть меч, обоюдоострый, стальной меч… — Мария задумалась, умолкла и шла, шепча что-то про себя, словно в бреду, в лихорадке, с трудом глотая воздух.
Между тем стража пролагала себе путь среди толпы, окружавшей со всех сторон Голгофу, и вскоре очутилась на вершине лысого пригорка. Раздалась громкая команда центуриона, и шум вокруг моментально утих. Наступило зловещее молчание, полное напряженного ожидания. Мария поднималась на пальцы и все-таки не могла видеть, что там творится.
С приговоренных сняли одежды и, размешав вино с миррой, подали им этот одуряющий напиток, Дамазия выпил все одним глотком, сплюнул и, грубо смеясь, сказал:
— Крепкое, дух захватывает.
Тит выпил молча. Иисус только прикоснулся и отстранил кубок.
Потом их положили на кресты и стали прибивать гвоздями руки и ноги, поддерживаемые прибитой внизу доской, чтобы тела не повисали.
Первыми были подняты вверх и вкопаны в землю кресты с распятыми разбойниками.
При виде мускулистых торсов, неестественно напряженных, толпа разразилась оскорбительными криками, прозвищами, свистками.
— Гей, гей, — отвечали разбойники на насмешки насмешками. — Вы все сгниете и окончите жизнь, как паршивые собаки, а мы по крайней мере умираем с парадом, вместе с царем!
Поднялся вверх и третий крест, несколько не похожий на другие, с большой доской, на которой виднелась надпись: «Царь Иудейский».
На этом кресте Мария увидела белое, неестественно вытянувшееся тело. Перед ней высоко в воздухе висел распятый, изменившийся до неузнаваемости, измученный, избитый, лишенный всякой славы и достоинства человек.
Некоторое время она смотрела, ничего не понимая, и вдруг губы ее широко раскрылись, лицо вытянулось, волосы встали дыбом. Она узнала рыжеватые, вьющиеся волосы, спустившиеся вдоль исхудалых щек, и светившиеся на солнце нежные, полные крови руки учителя. Видно было, как страдальчески поднимается его грудь, как тяжело он дышит, как быстро вздымаются и опадают его ребра, судорожно вздрагивает и корчится все тело.