После таких ночей она переставала думать об учителе, в ней исчезало всякое представление о его земном существовании, и в то же время ее начинали мучить чувственные видения. Вся подавленная страсть вспыхивала огнем, возмущались чувственные инстинкты, и Мария впадала в какое-то дикое, хищно-возбужденное состояние, становилась дьявольски прекрасной.
Со временем одежда ее износилась, истлела совершенно. Кожа на теле от жары пустыни стала золотистого цвета, загорела, роскошные длинные волосы до такой степени пропитались солнечными лучами, что ее прекрасная нагота казалась залитой лавой огня.
Она несколько похудела, но благодаря этому тело ее стало как бы более крепким и стройным, движение более гибким, а походка легкой и эластичной, напоминавшей походку леопарда.
Красота ее, несколько одичавшая, казалась еще более неотразимой благодаря странному, порывистому взгляду расширенных темно-синих зрачков, экстатическому выражению лица и скорбной складке губ. На ее красивом лбу появилась новая, едва заметная морщинка, выступавшая особенно ясно в моменты страдания и возбуждения, когда ее начинали преследовать грешные видения сладострастного прошлого.
Чаще всего такие видения посещали ее во время новолуния.
Звонкая тишина пустыни наполнялась тогда звуками инструментов. Нежно звучали арфы, переливались кифары, пели флейты, раздавались веселые звуки тамбуринов, барабанов, им вторили тимпанионы, и перед гротом в венках из роз, с вплетенными в кудри листьями проносились веселые, пляшущие вакханки, ударяя в тирсы и бубны, высоко вскидывая ноги и восклицая: «Эвоэ, Вакх!»
В жилах Марии кровь начинала кружиться быстрее, в такт пляске, и, вторя стуку кастаньет, билось сердце и пульс в висках, Наконец, дикая пляска захватывала и ее, нагое тело лежащей Марии вздрагивало на песке, словно увлеченное танцем.
Все громче и громче звучали тамбурины, стонали струны и все пронзительнее свистели дудки и свирели сатиров, пробегали толпы косматых фавнов, звучно целовали вакханок, и танец превращался в распущенную оргию.
Мария горящими глазами смотрела на сладострастные сцены, грудь ее высоко вздымалась, раскрывались страстные губы, туманом застилало глаза.
И вдруг все менялось.
Медленно затихала музыка, превращаясь в свет, который постепенно пурпуровым огнем заливал пещеру.
Грот превращался в роскошный кубикулум Муция. Вспыхивали лампы по углам, на потолке виднелась уносимая голубями блестящая колесница чудно прекрасной Афродиты, и на всех стенах изображены были летящие купидоны с золотыми стрелами в руках. И Марии казалось, что она лежит на прекрасном ложе в ожидании изящного римлянина. Он появлялся белый, стройный, мускулистый и склонялся над ней, дабы обнять ее, но рядом с ним являлся Иуда, и четыре руки начина ли бороться за ее тело. Они отнимали друг у друга ее красоту, рвали грудь, ломали колени, хватали бедра. И наконец, когда она со страшными усилиями отталкивала их от себя, они продолжали бороться, катаясь по песку, а она жадно смотрела на их напряженные от борьбы мускулы и тела.