— Христос, учитель мой, прекрасен был, как никто из виденных мной людей, глаза его — звезды, волосы, ниспадавшие по плечам, — лучи солнца, губы полны были удивительной нежности, руки мягкие, белые, как лилии, плащ его — крылья ангела, а тело… ох, тело…
— Я не спрашиваю тебя, каким он был по внешнему виду, а каким он был по духу, — сурово прервал ее Максимин.
— Пусть говорит, как хочет, — раздались из толпы протестующие голоса.
Мария молчала, ее широко открытые глаза как бы угасли, лицо стало мертвенно-неподвижным.
— Ты была грешница, много грешила, исповедуйся нам, как была ты грешна, чтобы изменить тему, заговорил старший диакон.
Мария задрожала…
— Ох, тяжелое было, но и приятное ярмо моих прегрешений, росло оно вместе со мной, сначала коснулось поцелуем уст моих, потом перешло на шею, на грудь, бедра, потом охватило все мое тело. Его пламенным перевяслом я вязала мужей как снопы, и клала рядами, а много их было — не счесть… Каждый из них отличался своим особым наслаждением, но конец был всегда один — огонь в крови и безумие…
Тело Марии задрожало, конвульсивно искривились ее губы — она загорелась страстью, и загорелась почувствовавшая ее огонь толпа.
— И вывел тебя Господь из этой бездны, — нарушил тишину настоятель.
— О, сладостная бездна! Готовы ловить ее сердца наши. Распахни свои бездонные объятия, обними нас, дабы мы с наслаждением упивались сном, охватывающим нас раньше, чем дни наши потонут в пропастях смерти. Пусть изливается кровь наша перед Господом, как вино; счастлив, кто упьется им. Как от гласа Господня загорается огненное пламя, родит бесплодная пустыня, так от голоса этой женщины загорается огонь в моей груди, возрождается моя утраченная было мощь… Эгей, радуйтесь души… — разразился неожиданным гимном Флегонт.
— Эгей! — задрожала зала от криков. Ноздри Марии задрожали, грудь высоко поднялась, щеки зарделись ярким румянцем.
— Братья, сестры, — расплакался от волнения Урбан и стал говорить бессвязно.
— Вы видите, видите ту… которая… Христову женщину видите, видите… повторял он, рыдая.
Ему вторили истерические рыдания. Мария почувствовала на глазах слезы.
— Не плачьте. Увидим раны Христовы, — покрыл все звонкий голос Флегонта.
— Подними руки, — приказал настоятель. Мария подняла вверх две белых руки с лепестками пылающей розы посередине.
— Гвозди муки его были вбиты сюда, — среди глубокой тишины говорил Максимин.
— Покажи свои ноги, Мария.
Мария подняла платье выше щиколотки.
— Так ему прибили к кресту ноги.
— Повернись. — Два диакона распахнули разрез платья, обнажив ее ногу до бедра и выше до груди, — Здесь его пробили копьем, дабы убедиться, умер ли он, здесь брызнула его святая кровь.