Финикиянка подняла над головой два небольших бубна с колокольчиками и, ударяя их друг о друга, стала извлекать из них какие-то задорные звуки, высоко вскидывая то одну, то другую ногу. Стала на руки и, сильно изгибаясь назад, ловила губами бросаемые ей плоды и мелкие деньги, прошлась таким образом несколько раз по сцене, внезапно согнулась, словно лук, и, повернувшись в воздухе, стала на ноги.
Товарищ ее, в белом камисе с узкими рукавами, стоявший до сих пор неподвижно, выступил вперед, достал два обруча, обернутые паклей, укрепил их на сцене и зажег, финикиянка с разбега бросилась головой вперед и пролетела сквозь пылающие обручи.
Потом, когда огонь потух, она одним прыжком очутилась на голове мужчины и своеобразная колонна, покачиваясь в такт музыке, удалилась под гром рукоплесканий.
Наступила пауза, Марий вышел и узнал, что приглашенные им танцовщицы не прибыли. Желая спасти положение, он позвал на помощь Тимона, подошел к сидевшей вдали Марии и стал с жаром что-то объяснять ей. Она долго качала отрицательно головой, наконец, сказала:
— Хорошо.
Марий с трудом прекратил шум в зале и торжественно возвестил:
— Мария Магдалина согласилась танцевать.
— Эвоэ! — раздались крики.
Мария встала и, улыбаясь, сопровождаемая взглядами гостей, вышла, чтобы переодеться, вернее, раздеться.
Тимон, любивший Магдалину любовью поклоняющегося красоте художника, выступил на середину залы и, ударяя по струнам кифары, провозгласил в честь ее хвалебный гимн:
«Ароматна, словно рай, и прекрасна, словно цветущий луг, краса Магдалины. Пусть пасутся на ней очи людские, пока не успела еще затянуть ее белая осенняя паутина и выкосить время.
Будем веселиться, пока не увянем, ибо краток свет жизни, долгая и печальная ночь ждет нас за Стиксом и Ахероном, а за Летой забвенье. Будем тратить ради Магдалины, пока есть еще время, все, кроме последнего обола для уплаты Харону, Уста ее красны и упоительны, как вино из Самоса, сладки, как мед Гимета. Тело ее гладко и светится жаркою кровью, словно зажженная оливка. Ее белые гибкие руки, словно повилика, обвивают мужей, приводя их в безумие.
Словно четвертая Харита, она — воплощение очарования, счастья, веселья и изящества. Достоин богов-олимпийцев тот пир, на котором танцует она прекрасная возлюбленная муз».
Он прервал, потому что запели гусли и арфы, зазвенели тамбурины, заклекотали кастаньеты и на эстраду влетело как бы облако красок.
Это была Мария, окутанная прозрачными вуалями. Ее тело как бы мелькало в синеватом тумане, проглядывало сквозь красные солнечные облака, укрывалось в лазури вспененных волн, переливалось в полосах многоцветной радуги. Словно языки пламени, обвивались вокруг нее слабо связанные локоны, рассыпались ручьями искр, заливали ее кипящей смолой, опоясывая вокруг янтарными кольцами. Как белые мотыльки, белели ее высоко поднятые руки, сияло розовое лицо, горели, как звезды, лазурные глаза.