— А разве их закон обязателен для тебя?
— Нет, Но и то до известной степени. Да и притом они придумают что-нибудь, я знаю их хорошо… Они умеют опутать человека — это пауки… Я знаю их. Кажется идут…
И действительно, издалека слышался неясный гул, который по мере приближения к дворцу, постепенно превращался в шум и крики.
Во главе огромной толпы, в парчовом одеянии и в митре на голове, важно шел первосвященник.
При виде словно выкованной из железа грозной стены тяжелой пехоты — рослых солдат с суровыми лицами, с глазами, бесстрашно устремленными вперед, толпа невольно остановилась. Но священники прошли вперед и остановились лишь перед Преторией около возвышения, построенного из каменных плит, около так называемой бемы.
— Чего вы хотите? — спросил Сервий.
— Мы хотим говорить с Понтием Пилатом, — ответил Каиафа.
— Претор во дворце.
— Закон наш воспрещает нам вступать сегодня на порог претории, — заметил Анна.
— Ах, закон, — иронически усмехнулся трибун и пошел докладывать Пилату.
— Пусть постоят немного; Анна, по-моему, слишком толст, ему будет полезно выпотеть немного на солнце. И скажи им, что если они осмелятся еще раз дергать меня за ремни сандалий и рвать за полы одежды, то я велю солдатам прогнать их, — сказал Пилат.
Заявление это была принято в гробовом молчании, только лица священников омрачились; они тревожно переглянулись и терпеливо стали ждать дальше.
А Пилат ходил по зале и ворчал:
— Видишь, — обратился он к Муцию, словно упрекая его, — у них есть дело ко мне, а я должен выйти к ним, ибо этого требует закон предписания чистоты. Обрати внимание, предписание чистоты, от которой, когда попадаешь в их грязные улички, то нос затыкать приходится. Пусть постоят на солнце.
Пилат опоясался коротким мечом, набросил тогу и взял в руки знак своего достоинства, род булавы, похожий на свиток бумаги, Между тем в толпе фарисеев стали раздаваться враждебные возгласы, направленные против прокуратора, которые вслед за ними повторяла толпа.
— Слышишь? Милая свора. Что? Стая лающих псов, но мы зато поговорим, — он поправил тогу и вышел.
Стало совершенно тихо, когда на возвышении появилась его высокая фигура. По данному знаку с обеих сторон бемы стало по несколько солдат и центурион. Пилат удобно уселся в высоком кресле и, выставив презрительно вперед ноги, обутые в роскошные сандалии, небрежно спросил:
— Что вам нужно?
— Сегодня ночью мы поймали… — начали сразу несколько священников.
— Пусть говорит один, здесь не базар, — прервал прокуратор.
Каиафа вспыхнул, в мрачных глазах Нефталима загорелся огонь, а вспотевший и тяжело дышавший Анна стал прямо багровым. Священники проглотили оскорбление, но из толпы стоявших вдали фарисеев вырвалось несколько угрожающих возгласов, а потом восклицания: