Спустя еще метров тридцать почва, становившаяся все сырее и все круче уходившая вниз, стала скользкой. Глина липла к ногам. Нам пришлось согнуться еще больше, чтобы вскарабкаться по следующей лестнице, которая вела к первой цели. Габриэль Эстебан загасил масляную лампу и взял электрический фонарь.
– На этой глубине раньше вообще не было света, – сказал он. – Пламя масляных ламп гасло.
Мы остановились на углу, где могли удержаться, только скорчившись на корточках или сидя на трубах, проложенных по земле. Вокруг нас трубы сплетались, расходились и сходились снова, как гигантский подземный перегонный куб. Ты поежилась.
– Прямо тарантул!
Чудовищный тарантул, упавший на спину и не способный встать. Сидя на мокрой трубе ты, дрожа, думала о пауке. Мы были точно под Латоной.
Ведь то, что под землей не Аполлон, а та, кого смотрители по-семейному называют «доброй бабой», играет важнейшую роль. Вспоминаю фразу, которая меня поразила: «На этих мраморных основаниях мог бы стоять сам Юпитер; а там стоит всего-то Латона, одна из его жен». Фраза с большими последствиями. Но тогда я сделал из нее выводов не больше, чем в первый раз.
Все же какое чувство! Миллионы посетителей, прогуливающихся по террасе версальского замка, и не задумываются о том, что у них под ногами, в нескольких метрах под землей, где бьется сердце версальской механики, находится источник энергии большой строительной мастерской Людовика XIV. Здесь можно ласкать пальцем лилию, вырезанную на трубе. Инспектировать, как когда-то великий король, соединения труб. Восхищаться скрепляющими их шлангами, вручную приделанными друг к другу. И прежде всего, оценить техническую смелость инженеров короля: гидравлическая конструкция, разработанная в XVII веке, настолько крепка, что все еще работает спустя триста лет!
Вокруг царило катакомбное молчание, которое только изредка нарушалось капанием воды, жемчугом блестевшей на соединениях и сверкавшей на глине. Чрево Версаля отдыхало, но чувствовалось, что оно накапливает силы перед страшным рыком, от которого задрожит земля спустя несколько часов.
Тогда здесь будет слышен только грохот воды, пульсирующей в чугунных стенках, рвущейся на поверхность, чтобы разлиться по бассейнам Версаля. Две тысячи четыреста выходов потрескивали в садах во время пуска воды. Над нами белый мрамор Латоны и ее детей засверкает в тысячах водных брызг. Когорты туристов начнут аплодировать. Но пока мы с тобой вдвоем наслаждались привилегией шагать по закулисью прекрасного зрелища, касаться руками невероятных машин, которые позволили «королю-солнце» удовлетворить свое тщеславие. Ловкая штука, поднявшая его над человечеством, превратившая его в бога, который заставлял бить ключом самые красивые воды мира именно там, где природа упрямо отказывалась позволить течь мельчайшему роднику.