но проблема останется. Сначала их надо определить, одно за другим.
Пьер поднялся и подошел к окну. Он обвел взглядом аллею, служебные строения, окружающую стену, посмотрел на небо. Грозовые облака ушли за Трианоны, обнажив бледно-голубое небо.
«Этот день может быть последним», – подумал Пьер.
Эмма молчала, она, казалось, полностью ушла в себя. Внезапно Пьер стукнул кулаком по кровати.
– У меня идея!
Эмма вздрогнула:
– Что?
– Надо атаковать самих пиратов.
– Что ты имеешь в виду?
– Нужно вывести их на чистую воду.
– Как?
– Заманить в их собственную ловушку. Мы все равно не сможем закрыть все backdoor на всех компьютерах мира.
– Да что ты собираешься сделать-то?
– Открыть backdoor на их компьютере!
«О ком будет моя последняя мысль? Что я представлю себе в тот час, когда все закончится для меня на этой земле?»
Пьер оставил компьютер и, сам того не желая, позволил беспокойным мыслям увлечь себя. Несколько лет эта мысль периодически возвращалась к нему. Но и сегодня у него не было ответа. Клара? Еще пять лет назад – да, возможно. Но сейчас он в этом сомневался. Пьер в последнее время видел, что Клара все меньше уделяет внимания дому, отношениям с ним. И постоянно, незаметно для себя, Пьер начал перестраивать свою систему ценностей.
«Кларе плевать, когда я прихожу домой пораньше, – признался он однажды Аните, своему психоаналитику. – Ей больше нравится, когда я убиваюсь на работе и приношу кучу бабок, чтобы потом она их могла потратить».
Диагноз Аниты был довольно откровенным: Пьер перешел то, что она называла «экзистенциальной брешью». Его цели и стремления Клары неуклонно расходились.
– Сделать тебе кофе, хочешь?
Пьер вздрогнул – он не слышал, как Эмма вернулась в комнату «Я». Она ушла два часа назад, чтобы немного отдохнуть, понимая, что ничем не может быть ему полезной.
– Или ты хочешь поесть? Уже девять, мы ничего с утра не ели.
Эмма стояла у входа: усталое лицо, уголки губ опущены, без макияжа, волосы по-прежнему убраны назад. Пьер заметил, что она переоделась в бежевые брюки и белую блузку. На этот раз она надела лифчик. Верх блузки был расстегнут сантиметров на десять-двенад-цать, – до той самой заветной ложбинки, которая сводила его с ума.
Пьер закрыл глаза, заставляя себя не думать о ней.
– Кофе? Да, спасибо, – сказал он. – Поем позже, когда закончу.
Справа от кровати открылся маленький шкафчик, и на подставке появился поднос с чашкой. Потом из маленькой машины эспрессо полилась тонкая струйка черного кофе.
Эмма направилась к кофеварке.
– Я заказала тебе кофе снизу. Видимо, сеть работает! Скажи-ка, с тобой все в порядке? Ты очень бледный.