Алексей Константинович Толстой (Жуков) - страница 32

Он вместе с Чернушкой попал в подземное царство, увидел маленьких рыцарей в пол-аршина ростом, короля маленького народца в мантии, подбитой мышиным мехом, и Чернушку, обратившуюся в главного министра короля. Благодарный за спасение министра король обещал исполнить любое желание мальчика, и тот сказал:

- Я бы желал, чтобы, не учившись, я всегда знал урок свой, какой бы мне ни задали...

- Не думал я, что ты такой ленивец, - ответил король, но дал ему конопляное семечко, повелев ни терять его, ни рассказывать никому про волшебную страну, так как это грозило маленькому народцу большими бедами...

Много чудесного было еще в той стране, но интереснее всего иметь бы такое же конопляное семечко и отвечать все уроки, не учивши... Память у Алеши Толстого прекрасная, он запоминает целые страницы, но так скучно иной раз сидеть над книгами, хочется побегать или просто помечтать, забившись в уголок... У дяди получается, что без труда отвечать - плохо, мальчик стал нескромным и баловным, а потом потерял семечко, опозорился, был наказан розгами и рассказал о подземном народце. Это уже непохоже на сказку. И почему дядя считает его совсем маленьким, когда он, Алеша Толстой, уже почти взрослый? С некоторых пор он стал стесняться откровенничать с дядей, который в представлении своем никак не хотел расставаться с несмышленышем Алехашечкой...


В августе 1829 года Алеша с матерью уже в Петербурге. Они живут в доме дяди Василия Алексеевича, который в прошлом году был ранен в левую сторону груди под Варной, страдал легкими, но сохранил силу, которую показывал племяннику, скручивая штопором кочергу. Василия Алексеевича только что произвели в генерал-майоры, и он был в большой милости у государя, как и другой дядя - Лев Алексеевич, назначенный вице-президентом департамента уделов.

О Петербурге у Алексея Толстого есть воспоминание в поэме «Портрет», написанной октавой «Освобожденного Иерусалима», которую ввел в русскую просодию Шевырев.

...Известно, нет событий без следа:
Прошедшее, прискорбно или мило,
Ни личностям доселе никогда,
Ни нациям с рук даром не сходило.
Тому теперь, - но вычислять года
Я не горазд - я думаю, мне было
Одиннадцать или двенадцать лет -
С тех пор успел перемениться свет.
Подумать можно: протекло лет со сто,
Так повернулось старое вверх дном.
А в сущности, все совершилось просто,
Так просто, что - но дело не о том!
У самого Аничковского моста
Большой тогда мы занимали дом:
Он был - никто не усомнится в этом, -
Как прочие, окрашен желтым цветом...
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .