Он был в совершенном отчаянии. Мне было жаль его, но что я мог ему сказать? Что женщина, которую он, по-видимому, любил, оказалась хладнокровной убийцей и что ей, если рассуждать логически, повезло, что она не дожила до ареста и суда? Но я даже злейшего врага не осмелился бы утешать подобными доводами.
– В семье Веневитиновых все в порядке? – спросила Амалия. – С их детьми ничего не случилось, я надеюсь?
– А что с ними может случиться? – пожал плечами Ряжский. – Веневитиновы продают Старово и переезжают в Петербург. Андрей Петрович сказал, им тяжело здесь жить после гибели дочери. Правда, местные шепчутся, что Веневитиновы продают имение, чтобы бывшему зятю ничего не досталось. Сами понимаете – наши суды долго тянутся. Пока суд да дело, как говорится... – Он вгляделся в Амалию. – Простите великодушно, сударыня, не знаю вашего имени, хотя... Мы с вами нигде прежде не встречались?
– Нет, – спокойно ответила моя спутница.
Ряжский вздохнул.
– Пока вы были в отсутствии, господин Марсильяк, тут такая оказия приключилась... Даже вроде как скандал. Прибыл чиновник особых поручений от губернатора и всех распек. Дескать, мы за баронессу Корф – вы ее, конечно, помните, – приняли совершенно другое лицо и даже бумаг у нее не спросили... Влетело нам по первое число. Щукин с тех пор в постели лежит, бедняга, никак оправиться не может... А вы, как я понял, на повышение пошли, значит... да-с... А это, как я понимаю, невеста ваша?
– Нет, – отозвался я. – Это баронесса Амалия Корф.
– Все время меня почему-то записывают в ваши невесты, – пожаловалась Амалия, когда мы наконец вышли от Ряжского. – Даже странно, честное слово... Жаль, что у ваших записок будет такой конец.
– Вы имеете в виду Шумихину? – спросил я.
– Именно. Публика любит, чтобы всякое расследование завершалось непременным разоблачением преступника, и ей дела нет до того, что есть множество нераскрытых преступлений и множество таких, где убийца, хоть и изобличенный, с легкостью уходит от возмездия. В книге все должно быть четко расставлено по местам.
– Порок наказан, добродетель торжествует? – улыбнулся я.
– Вот именно, дорогой мой. А у нас убийца – и она же, согласитесь, отчасти жертва, потому что лишилась ребенка, – так вот, у нас убийца погибла прежде, чем мы успели доказать ее вину.
– Я могу довести дело до конца, – возразил я. – Хотя теперь, наверное, уже и не имеет смысла. Ведь Марья Петровна мертва.
– Верно, – согласилась Амалия. – Как вы считаете, она покончила с собой?
– А вы считаете, что это невозможно? – быстро спросил я.