Возле женщины ползал на коленях, ломая руки, неправдоподобно седой гражданин без сюртука, и его белая рубашка была заляпана кровью. По щекам гражданина текли слезы, он рыдал и никак не мог остановиться.
– Анриетта! – стонал он, – Анриетта, боже мой, что же ты наделала! Зачем, зачем? Ах, Анриетта!
За спиной Франсуа кто-то из его людей сделал движение, чтобы подойти и взять Себастьена, но Франсуа поймал своего подчиненного за локоть.
– Не надо, – сказал он устало. – Не стоит.
Вся его злость куда-то улетучилась при виде ужасающего, невыразимого горя, которое испытывал распростертый на полу человек. Себастьен поднял голову, увидел синие мундиры – и на коленях пополз к Франсуа.
– Умоляю! Пожалуйста! Это моя жена… наверное, ей сделалось плохо, она забыла, что нельзя зажигать свет… Ее придавило! Я не могу сдвинуть балку! Умоляю вас, помогите мне! Может быть, она еще жива… Может быть, ее еще можно спасти!
Франсуа покосился на своих подчиненных, хотел сказать, что все бесполезно… но не стал. Объединенными усилиями они стащили балку с тела Анриетты, и Себастьен кинулся к ней. Он трогал ее запястья, пытаясь уловить биение пульса, прикладывал ухо к груди… Франсуа отошел, привалился к стене, и тоска грызла его, глодала, как кость. В дверях прошуршали женские платья, вошла Амелия, за ней Ева, которая поддерживала ее за локоть, появились еще какие-то старики и стали на пороге, косясь со страхом на лица солдат…
– Надо звать доктора! – отчаянно закричал Себастьен. – Кристоф! Эмма!
Дворецкий отвел глаза. Старая Эмма в ужасе перекрестилась. Пошатнувшись, Амелия опустилась на колени возле Анриетты, потрогала пульс на шее, на запястье, поглядела на Себастьена и покачала головой.
– Нет, – закричал он, сразу поняв, – нет, нет! Нет!
Он не дал Амелии закрыть умершей глаза. Он гладил лицо жены, которое становилось все бледнее и бледнее, целовал ее руки и плакал не скрываясь.
Отлепившись наконец от стены, Франсуа двинулся к выходу.
– В другой раз будьте поосторожнее, – буркнул он на прощание. – Из-за вас едва не погибли люди.
Никто не ответил ему, да он и не ждал ответа. Во дворе он вскочил на лошадь, не сразу попав ногой в стремя, подождал, пока его подчиненные тоже поднимутся в седло, и маленькая кавалькада двинулась обратно к укреплениям.