Гейб склонился над ней, прижался к ее груди. Запах ее тела покорял его. Кончиком языка он дразнил ее грудь, потом принялся ласкать нежные округлости. Его тугой до боли восставший орган уперся в ее влажную и жаждущую промежность. Шарлотта словно приглашала, завлекала его. Обвив руками его шею, она притягивала и подталкивала его, словно требуя, чтобы он скорее оказался поверх, а не рядом с ней.
Разумеется, Гейбриел рассчитывал лишь на физическую связь, так необходимую ему. Никакой душевной интимности, которая переросла бы в нечто большее, чем просто телесная близость. Однако он заблуждался. Когда Шарлотта поцеловала его, в поцелуе не было сладкого томления, но в нем оказалась подлинная страсть, требовавшая взаимности. Ее руки прижали его крепче, а ноги сильнее обвили его бедра. Уют постели поблек рядом ни с чем не сравнимым наслаждением, которое давало сплетение их рук и тел. Усилия, прилагаемые, чтобы сдержать себя, не нашли в ней ответа: напротив, Шарлотта полностью расслабилась, откинула голову и прикрыла глаза.
Все мысли Гейба смешались при первом порыве вожделения, он уткнулся лицом в ее шею и резко вошел в нее, пытаясь заполнить ее всю, без остатка, а она прижалась к нему, отдаваясь с полнотой и щедростью, делавшими ей честь.
Гейб попытался поблагодарить ее, попытался сделать еще что-нибудь прежде, чем погрузиться в глубокий сон, все еще удерживая ее в своих объятиях, но этот наркотик оказался слишком мощным и непреодолимым. Он едва сумел промямлить «завтра», и его глаза закрылись.
Шарлотта могла узнать о мужчине все, что ей требовалось, после первых занятий любовью. Если мужчина был крепок физически, ей требовалась изобретательность, особые позы и выносливость в постели. Если он оказывался эгоистом, главным становилось удовлетворение его запросов. Если он был добр, то хорошо платил, чем бы все ни завершилось. А если он был груб и жесток, она изо всех сил старалась не доводить дело до постели.
Самой худшей была ситуация, когда мужчина, попав к ней в постель, оказывался совсем не тем, с кем она знакомилась на светском рауте. Его жизнь в светском обществе была сплошной ложью и притворством. Таким был ее муж, так напрактиковавшийся в обмане, что ни она сама, ни ее мать не смогли за внешним фасадом разглядеть его истинную сущность. Если невинность и наивность могли служить ей оправданием в то время, то в этот раз она не повторит той ошибки.
Лорд Гейбриел крепко спал, и тепло его тела, наконец, смягчило холод и головную боль Шарлотты.
Если бы он хотел показать властность, его голая рука лежала бы на ее голом теле, но рука удерживала одеяло, чтобы оно не сползло с нее. Этот жест подкреплял ее прежние наблюдения. Он попросил халат для нее, он согрел ей ноги и даже спросил, что сталось с Жоржем.