Это прозвучало не слишком изящно и не слишком аристократично, даже грубовато – это я и сама услышала. Он рассмеялся в ответ.
– Возможно, мадам, вы не всегда будете так думать. За вас, сударыня! – Он поднял бокал. – И за нашу совместную жизнь.
Он выпил вино. Я не сделала ни глотка, не желая пить за это. Мне вообще казалось странным, что он меня сюда привез… Зачем?
– Сударь, – заявила я, сдерживаясь, – вы бы лучше не об этом думали. На вас, по сути, еще висит кража, которая и на меня бросает тень. Мы украли у графа д'Артуа пятьдесят тысяч, и поскольку теперь я вряд ли решусь воспользоваться ими, мне…
Я не успела договорить. Лицо герцога исказилось, глаза гневно сверкнули. Он шагнул ко мне, схватил за руку с такой силой, что я вскрикнула от боли.
– Никогда не смейте мне говорить о нем. Черт побери, мадам! Не смейте, если вам дорого собственное спокойствие!
Он не кричал, не бранился, даже не повышал голоса, но в его тоне было что-то ужасное. Я невольно вздрогнула. Ледяным, полным холодного бешенства взглядом он почти пригвоздил меня к месту. Его рука, сжимавшая мое запястье, жгла меня огнем. Я почувствовала, как что-то оборвалось у меня внутри. Я даже не смогла взорваться в ответ, ощущая, что он сильнее меня, – даже не только физически, а силой воли. По крайней мере, тогда я была в этом уверена.
– Вы… вы невероятны, – прошептала я одними губами.
– Надеюсь на это.
Он отпустил мою руку, взялся за шляпу.
– Едемте, мадам. Нам уже пора.
За всю дорогу до замка ни он, ни я не произнесли больше ни слова.
В ночь с 15 на 16 октября я проснулась от странного шума во дворе и, вскочив с постели, босиком подбежала к окну.
Двор был освещен факелами, и несколько вооруженных людей, держа под уздцы лошадей, о чем-то переговаривались. Моросил мелкий дождь. Я видела, как дверь внизу распахнулась и к людям стремительным шагом вышел Александр: в темном плаще, при шпаге и пистолетах. За ним следовал Поль Алэн, такой же настороженный и угрюмый, как старший брат, и такой же вооруженный. Герцог повелительным голосом отдавал какие-то распоряжения. Потом братья вскочили на лошадей, герцог рванул поводья своего Дьявола, и вся эта кавалькада умчалась в темноту аллеи. Еще мгновение – и ночь поглотила их. Я уже не слышала стука копыт.
Он уехал, подумала я, снова ложась в постель. И даже вздохнула с облегчением. Странно, конечно, что он уехал, не сказав мне ни слова, не предупредив, но я легко это переживу. По крайней мере, теперь его несколько дней не будет в Белых Липах, и если даже во время прогулок верхом мне навяжут соседство какого-нибудь конюха или грума, это будет не так тягостно, как ездить с герцогом.