Взволнованная, я вбежала в вестибюль, сбросила плащ на руку Маргарите.
– Где господин герцог?
– В каминном зале, мадам, но…
Я шла дальше не останавливаясь.
– Мадам, – окликнула меня Маргарита.
– Ну, что еще такое?
– Не ходите сейчас к нему. Он мрачный, как туча; я полагаю, что он, должно быть, болен.
– Болен? – переспросила я пораженно.
– К нему только этот черный человек, Гариб, может входить, всех остальных выгоняют.
– Меня не посмеет выгнать. Я его жена…
Если он мрачен, или чем-то озабочен, или болен, почему бы ему не довериться мне? Я не испытываю к нему враждебности, уже не испытываю. Если его что-то беспокоит, это обеспокоит и меня. Отец Ансельм был прав – надо перестать таиться друг от друга, скрывать свои мысли. К чему это тягостное одиночество, если мы можем и хотим быть вдвоем? Что нам мешает? Какая-то глупая гордость? Я сделаю первый шаг, и мне ничуть от этого не стыдно!
Гариб, как скала, преградил мне дорогу.
– Не тревожьте хозяина, госпожа, – заявил он тихо и непреклонно.
– Почему?
– Он сейчас не может говорить с вами.
– Почему? – повторила я.
– У него плохое настроение. И болит голова.
Подобное объяснение меня не удовлетворило. Снова от меня что-то скрывают, будто я никто в этом доме!
– Послушай, – сказала я мягко, – я ведь не ссориться иду. Мне нужно лишь увидеть герцога и сказать ему несколько слов. Эти слова не причинят ему боли. Но если ты не пропустишь меня, я подниму крик и герцог сам выйдет ко мне.
Гариб молча отступил в сторону. Такая уступчивость меня удивила, но я не стала задумываться над этим, взялась за холодную ручку двери, и мрак большого каминного зала открылся передо мной.
Оказавшись на пороге, я поначалу едва не задохнулась: так тут было накурено. Несмотря на вовсе не вечернее время, здесь царствовала темнота; все окна были задернуты плотными портьерами. Этот зал назывался каминным, потому что в четырех его углах встроены массивные, старинные камины, но сейчас был растоплен только один из них. Пламя красными языками плясало среди дров и алыми вспышками озаряло зал.
Когда треснуло полено и искры рассыпались целым снопом, я увидела Александра: он сидел у камина в кресле с высокой спинкой, вытянув длинные ноги к огню. Шкура была расстелена на полу, на шкуре лежал громадный, поджарый дог, лежал прямо у ног Александра. Я никогда раньше не видела этой собаки и была почти уверена, что сейчас она залает на меня.
Дог остался спокоен, лишь слегка повел ушами.
– Гариб, я не звал тебя. Убирайся.
Пожалуй, я впервые слышала, чтобы голос Александра, оставаясь обычным по тону, был таким яростным и раздраженным. Мурашки пробежали у меня по спине, и я впервые вдруг подумала, что выбрала не совсем удачное время для разговора. Но возможности отступать не было. Он повернул голову.