Я не могла бы сказать, чувствую ли страх. Я просто была внутренне напряжена, как туго натянутая струна, готовая лопнуть. Я знала, что мне следует сохранять самообладание. И чтобы снаружи казалось, что в Сент-Элуа все спокойно, я дунула на свечу, и мрак воцарился в башне.
Когда в дверь застучали прикладами, я даже не испугалась. Мы все ждали именно этого. Селестэн, как самый сильный и храбрый, отправился открывать.
Едва дверь распахнулась, в башню хлынули звуки, достойные разве что птичьего двора, – кряканье уток, испуганное кудахтанье кур. Пес заливался неистовым лаем и рвался с цепи. Прогремел выстрел, и лай прервался. Вероятно, кто-то пристрелил собаку.
– Выходи! Все выходи, не то мы вам головы размозжим!
Мы все по очереди вышли во двор. Там творилось что-то невообразимое: полупьяные «синие» солдаты гонялись за утками и курами, ловили или попросту пристреливали их, а потом на ходу ощипывали. Некоторые из них уже собрали ворох хвороста и развели на огороде огонь, чтобы жарить украденную птицу. Синих было, как мне показалось, человек тридцать. Другие, вероятно, остались в Сент-Уане. Сюда пришли те, кому там не хватило награбленного.
Я и раньше слышала, что республиканские солдаты, как правило, страшно голодны, но только сейчас видела, как они себя ведут и на какую низость этот самый голод может их подвигнуть. Один субъект в мундире на голое тело вытащил из клетки двух кроликов и, прибив их гвоздем, просто саблей начал их освежевывать. По моему мнению, столь откровенный грабеж был достоин разве что вандалов, разрушивших Рим.
– К стене! – раздалась безапелляционная команда. – Все к стене, черт побери! Иначе каждый получит пулю в лоб!
Мы повиновались и выстроились вдоль стены. Из дома вытащили парализованного Жака и швырнули его на землю.
Какой-то усатый сержант с бумагой в руке и пистолетом наготове приблизился к нам.
– Кто хозяин этой дыры? Кто феодал? Ты?
Он ткнул пальцем в Селестэна.
– Я хозяйка, – произнесла я громко. – Послушайте, гражданин, честное слово, очень трудно понять, почему вы ведете себя здесь, словно в завоеванной стране. Бретань – это же Франция, и мы французы, нас должен охранять закон…
– Вот как вздернут твоего подлого мужа на осине, тогда узнаешь наш закон, шлюха!
Я умолкла, сразу осознав, что говорить не стоит. У меня был достаточно большой опыт общения с республиканцами, чтобы понять, с каким сортом их я имею дело. Мне только было непонятно, кого этот мерзавец имеет в виду, говоря о моем муже, но я решила не проявлять любопытства.
– У меня написано, – продолжал сержант, – что хозяин Сент-Элуа – некий Жан де ла Тремуйль. Ну, а где он? В шуанах?