Лондон, 1713 год
Холодный дождь бил по щекам так, что казалось, будто оттуда сыплются мелкие гвозди. Коулби Мэтью Лейтон не чувствовал ни уколов, ни щекотки от капающих с подбородка капель. Даже ледяная вода не могла вернуть его дух из черной глубины, в которую он провалился. Им владела жажда мести, именно она привела его из-за океана, с родной плантации в Виргинии в лондонский Уэст-Энд по этому адресу.
Коул встал под дуб и вынул из кармана помятое письмо. Обжигающий январский ветер попытался вырвать его, но Коул цепко держал послание. Тусклый оранжевый свет уличного фонаря осветил бумагу, и он в сотый раз перечитал написанные изящным почерком слова: «любимый… голубчик… скучаю… всем сердцем».
Знакомый почерк вызывал отвращение. Мать написала эти слова не отцу, а любовнику.
Единственная скудная подсказка содержалась в первой строчке: «Мой любимый М…»
Остатки текста да еще то немногое, что ему удалось выпытать у матери перед ее смертью, привели его в Лондон. Здесь ему сопутствовала удача, и вот перед ним дом на Лестер-сквер, 28, стоящий в длинном ряду экстравагантных домов, восставших из пепла после Великого лондонского пожара 1633 года. Коул сунул письмо обратно в карман и, перейдя булыжную мостовую, подошел к резиденции лорда Уильяма Монтроуза. Из всех окон нижнего этажа струился свет, мелькали силуэты людей, заполнивших дом. Даже на улицу доносились звуки веселья и запах жареного мяса.
Намерения Коула никак не отвечали духу праздника.
Он взялся за ручку двери и помедлил, глядя на медный дверной молоток в форме головы дракона. «Очень подходяще», – буркнул он, размышляя о беспечности и тщеславии человека, которого собирался убить.
Коул мог убить мерзавца еще две ночи назад, но терпение сослужило ему добрую службу. Он хотел разоблачить графа перед возможно большим числом высокопоставленных людей и радовался, что в доме собрался почти весь светский бомонд.
Слуга вздрогнул, кинулся придержать для него дверь, предложил принять пальто, но Коул быстро прошел мимо него по отделанному мрамором холлу. Отзвук его решительной поступи перекрывал неясный гул голосов.
Он направился на звук веселого бала и вскоре очутился в большом зале. Сотни горящих свечей отражались в огромных зеркалах в красивых золоченых рамах. Остановившись на пороге, Коул оглядел толпу. С головы и черного пальто ручейками стекала вода, образовав лужицу вокруг сапог с налипшей на них грязью.
Коул чувствовал, что дамы возле стола с напитками разглядывают его и перешептываются. Провожаемый неодобрительными взглядами, он грубо врезался в толпу, забрызгав дождевой водой тех, кто не успел посторониться. Какой-то дородный дворянин оскорбился и выступил вперед, отирая платком мокрое плечо. Коул круто повернулся к нему, взглядом послав молчаливый вызов. До боли стиснув зубы, он без слов предупреждал подвыпившего господина, чтобы тот не смел приближаться, и мужчина, бормоча проклятия, торопливо попятился.
