Ему нравились добрые и милые создания, может быть, потому, что в жизни было слишком много других, включая его самого. А она была такой чистой и простодушной. Прежде его никогда не прельщали девственницы, но в этой девственнице было нечто чертовски соблазнительное. В ее глазах он видел обожание, она упорно верила в самое лучшее в нем и вообще во всех, что, конечно, безнадежно наивно. И все же ее доброта и дружелюбие были как бальзам на все порочное и циничное, что было в нем.
Она назвала его романтиком. Какая чепуха! Если бы его простодушная маленькая наследница знала, какие мысли бродили в его голове весь этот день, она была бы в шоке. А если бы ей стало известно хотя бы о части его прегрешений, о саморазрушительных пороках, которым он предавался, о его безобразной юности, о скелетах в их семейном шкафу, она бы почувствовала отвращение только оттого уже, насколько неромантичным и пустым он на самом деле являлся.
Рис открыл глаза и снова выдвинул ящик стола. Отодвинув в сторону несколько писем, он вынул маленькую книжечку в серой обложке, потрепанную и испачканную за долгие годы путешествий ее владельца. Книжка сразу открылась на странице, которую он чаще других перечитывал.
«Быть сегодня в Англии – в этот день апреля!» Как всегда, читая эту строчку, он преисполнился особым чувством, страстным томлением Браунинга по Англии, с вязанками хвороста и пением зябликов, по идеальной стране, идеалам его сословия, по любым идеалам. Тоской по дому. «Может быть, вы просто тосковали по дому».
– Вы посылали за мной, сэр?
Он поднял глаза, увидел стоящего в дверях камердинера и захлопнул книгу.
– Да, посылал, – ответил он, бросая томик стихов Браунинга обратно в ящик. – Каковы планы мисс Абернати на завтра? – спросил он, задвигая ящик.
– Насколько мне известно, она отправится на благотворительный бал в пользу вдов и сирот, который устраивает леди Эмберли.
– А, этот бал. Я получал билет?
– Конечно, сэр, но вы отклонили приглашение.
– Сообщите леди Эмберли, что я передумал. Что я, в конце концов, решил быть на балу.
– Слушаюсь, сэр. – Камердинер повернулся, чтобы уйти, но Рис остановил его:
– Фейн.
– Сэр?
Рис помедлил.
– Позаботьтесь, чтобы леди Альберта Денвилл узнала о моих планах.
– Из этого может выйти что-нибудь интересное, сэр.
– Надеюсь, Фейн. На самом деле я очень рассчитываю на это.
Пруденс ухватилась за один из столбиков роскошной кровати с пологом в номере «Савоя» и вдохнула так глубоко, как только могла. Она поморщилась, когда Уоддел изо всех сил затянула корсет, и дала себе слово больше не есть за чаем эти восхитительные пирожные.