– Вы были в одной школе?
– Нет, мы учились в разных школах – он в Итоне и Оксфорде, я в Харроу и Кембридже, – но у обеих наших семей есть земли в Дербишире, и он гостил у нас один или два раза во время летних каникул. После смерти брата он никогда не жил со своими родственниками, хотя я не знаю почему. Знаю только, что они с матерью не ладят.
– У его светлости был брат?
– Томас. Он умер в двенадцать лет. Рису тогда было тринадцать.
– Что случилось с мальчиком?
– Я не знаю подробностей, – пробормотал собеседник, но Пруденс почувствовала, что он говорил неправду. – Какой-то несчастный случай. Помнится, это случилось, когда мальчик был в школе. Рис никогда не говорил со мной об этом и вряд ли говорил с кем-то другим.
– Должно быть, ему было слишком тяжело.
– Смерть брата навсегда изменила его. Я твердо знаю. Они были очень близки. Их отец умер года за два до этого, и Рис, как старший, чувствовал свою ответственность за брата. Он винил себя, что его не оказалось рядом, когда Томас умер. Но он и не мог быть там. Они учились в разных школах. Когда умер Томас, Рису было тринадцать лет, он уже учился в Итоне.
Она хотела еще расспросить Уэстона, но вальс подходил к концу. Когда музыка смолкла, Уэстон подвел Пруденс к ее родственникам.
– Я бы с удовольствием задержался здесь, мисс Абернати, в надежде, что мой друг сделается для вас менее интересным, а я начну интересовать вас больше, – произнес он с грустной улыбкой, – но я дал клятвенное обещание сестре, что появлюсь на балу у ее подруги, леди Харбери, и так как близится полночь, мне пора уходить.
– Благодарю вас, и простите, если во время танца мое внимание порой было занято чем-то другим.
– Умоляю, не надо извиняться. Вальс с прелестной женщиной всегда большое удовольствие. – С этими словами он раскланялся и покинул зал.
Тотчас же рядом с Пруденс оказался Роберт и спросил, не подарит ли она ему следующий танец.
– Не этот, Роберт, – сказала она, оглядывая другой конец зала и останавливая взгляд на герцоге. Тот проводил леди Альберту до ее места, и они стали рядышком, разглядывая толпу и разговаривая.
Пруденс твердила себе – может быть, он не знает, что она здесь. Когда герцог увидит ее, обязательно пригласит ее танцевать. Она смотрела на него, ждала, надеялась, почти внушая ему найти ее. А затем, когда она уже почти уверилась, что непостижимым образом стала невидимой его взгляд упал на нее.
Он поклонился в знак того, что узнал ее, и Пруденс почувствовала огромное облегчение. Восхитительное чувство предвкушения снова охватило ее. В программе далее значился вальс. Теперь герцог в любой момент может подойти к ней и пригласить на танец. Конечно, он так и сделает.