В помещении уже были люди. Это стало ясно еще до того, как они открыли дверь. В комнате их оглушил кашель. Слева от двери на мешке, брошенном на матрас, сидела женщина; мужчина прижимал к ее рту тряпку. При появлении новеньких он с извиняющимся видом поднял на них глаза. На тряпке, которую он держал у рта женщины, расплывалось красное пятно. Мужчина поспешно сложил тряпку, вскочил и поздоровался с Мануэлем и Аннабеллой. Мануэль ответил на приветствие.
– От дождя и холода ее опять начинает мучить кашель. – Мужчина смотрел на женщину.
– Понятно, – сказал Мануэль. Ему действительно все было понятно: у женщины был туберкулез, причем на последней стадии; жить ей, бедной, оставалось совсем недолго. Он взглянул на Аннабеллу. Та стояла у матраса больной и глядела на нее широко распахнутыми глазами, в которых читался страх.
Он загородил больную собой и, показывая на башмаки Аннабеллы, сказал:
– Вы бы разулись, прежде чем лечь.
Матрас занимал все пространство пола между двумя перегородками. Она села на матрас и сняла башмаки. Мануэль переставил их в изголовье, сказав:
– Или вы хотите уйти отсюда утром босой? Она проползла по колючему матрасу, набитому соломой, и прижалась спиной к стене, касаясь макушкой подоконника. Мануэль тоже разулся и сел спиной к стене в нескольких дюймах от нее.
– Не бойтесь, – шепнул он ей, – вы не заразитесь: я открою окно, чтобы вы дышали свежим воздухом.
Она многое дала бы, чтобы ответить: «Я не боюсь заразы», – однако это было бы ложью: ее мутило от страха. Она помнила, как мать предостерегала ее не подходить к больным. Два года назад у одной из служанок начался кашель, и не прошло и нескольких дней, как она была уволена. «Если тебе придется оказаться рядом с кашляющим, – наставляла ее мать, – старайся держаться от него на расстоянии, соси леденцы от кашля и ни за что не прикасайся ни к нему, ни к его вещам».
Перед ними вырос муж больной – низенький, усталый.
– Куда вы идете? – спросил он Мануэля.
– На Манчестер, – неуверенно ответил Мануэль.
– У вас там кто-нибудь есть?
– Никого.
– Тогда вам придется нелегко. Там, говорят, прогоняют из подвалов крыс, чтобы освободить место для людей. Работы там много, по крайней мере было много в прошлом году, а вот с жильем беда. Мы были там два года назад, там жена и подхватила это… – Он потрогал свою впалую грудь. – Мне посоветовали увезти ее за город, только там она сможет поправиться. Я так и сделал. Так мы и очутились в Пленмеллер Коммон. Забытое Богом место. Знаете, где это?
– Нет, так далеко я не бывал.
– Там есть ферма, Скилленз называется. Но оставаться там нельзя. Лето и то плохое, а зима еще хуже – об этом я знаю только понаслышке, потому что до зимы мы не досидели. Хозяин не позволил – испугался заразы. У них ведь ребенок. До этого я работал недалеко от фермы, на свинцовой шахте. Потом Бриджит, – он показал на соседний пенал, – сказала: хватит! Дело не в том, что это шахта, я десять лет добывал уголь, но одно дело уголь, а другое свинец: там что ни день новый труп. А что делает ваша хозяйка? – Он посмотрел на Аннабеллу. Мануэль поспешно ответил: