– Займись делом, Агнес, а то в феврале побредешь через болото в чем мать родила.
Мужчины встретили это замечание хозяйки смехом. Агнес обиженно молвила:
– Нет, ты вообрази, мама!
Три брата со смехом передразнили ее:
– Вообрази!
Мануэль понял, что попал в семью, где принято непривычно свободное поведение, и еще раз поблагодарил милостивую судьбу.
Аннабелла вернулась с двумя книжками. Миссис Фэрбейрн, все так же не поднимая головы, осведомилась:
– Что ты выбрала, девочка?
– «Путешествие Гулливера» Свифта и сказки братьев Гримм.
Фэрбейрн, услышав это, вскричал:
– Братья Гримм? Отец купил мне эту книжицу как-то на Рождество и вручил так торжественно, словно это золотой самородок, хотя отдал за нее всего пенни-другой. Книга-то детская, но, доложу я вам, и вселила она в меня страху! Я выл ночи напролет, пока мать не пригрозила, что бросит книгу в огонь. А вот эти, – он обвел рукой свое семейство, – наверняка в нее не заглядывали. – Обращаясь к Аннабелле, он добавил: – Придется тебе побаловать нас на Рождество сказочкой. Когда лежит снежок, трещит огонь, а ты сыт до отвала, в самый раз послушать историю, как на старой картинке. Да, на Рождество мы так и поступим.
Аннабелла согласно кивнула хозяину и вышла с Мануэлем из комнаты.
Впервые увидев дом Мануэля, она обрадовалась не меньше, чем он.
– Вот бы такой же был у нас там, у Скилленов! Он не мог не согласиться.
Они спалили целую свечу, пока он усердно выводил на доске: rat, bat, cat, mat, sat, fat; потом она заставила его прочесть написанное, и ему показалось, что он до сих пор был немым: слово «cat» следовало произносить, как бы по-кошачьи клацая зубами, а не врастяжку, как он привык. Она также объяснила ему разницу между словами «учить» и «обучаться»:
– Я вас учу, а вы обучаетесь. – Он уставился на нее во все глаза. – Повторите: «Вы учите, я обучаюсь».
Он повторил за ней, как попугай, хотя у него в голове фраза выглядела иначе: «Это я учу, а вы обучаетесь вещам, которые известны мне и без которых вам не стать взрослой женщиной». Она все больше волновала его в те моменты, когда его внимание оказывалось приковано к ней, как сейчас.
Следующим вечером хозяйские сыновья подняли его на смех:
– Почему бы тебе не заниматься здесь? Здесь светло, в твоем распоряжении целый стол.
Он, тоже смеясь, ответил:
– Я и так краснею, повторяя разную ерунду за моей наставницей. – Он указал на Аннабеллу. – В вашем присутствии я или онемею, или лопну от смеха.
Все развеселились на славу.
Во время обеда Аннабелла стала причиной такого взрыва хохота, какой еще никогда не разносился по этому и без того веселому дому. В обязанности Аннабеллы входило, в частности, переносить овощи с бокового столика, где мисс Фэрбейрн раскладывала их по блюдам. В самое большое блюдо вмещалось фунтов двенадцать картофеля. Когда Аннабелла донесла эту тяжесть до стола, намереваясь поставить ее между хозяином и Вилли, Фэрбейрн, воскликнув: «Вот и мы!» – шаловливо произвел пальцами некое действо с той частью тела новой служанки, к которой никто никогда не прикасался, за исключением старухи Элис и няньки. С визгом, напоминающим возмущенное мяуканье кошки, которой прищемили дверью хвост – такое сравнение предложил впоследствии Мануэль, – она подбросила блюдо в воздух, отчего картофелины градом посыпались на Фэрбейрна и на Вилли, а потом умудрилась поймать его, но уже пустое, после чего упала на стол, вся дрожа от оглушительных криков.