– Тот факт, что твоя дочь сумела затронуть его сердце. А ты так и не смогла этого сделать.
Он понял, что произнес вслух то, о чем думала и сама Фрэнсин: грустная улыбка, приподнявшая уголки губ, озарила ее лицо.
– У тебя всегда была противная привычка читать мои мысли, – заметила она.
Улыбка ее тотчас потускнела, и она снова посмотрела на Поппи и Грэтхен.
– Я сначала волновалась, что Поппи способен подавить природную живость Грэтхен, но она каким-то образом сумела пробудить в нем интерес к жизни. – Она покачала головой. – Это просто поразительно.
– Она особенная девчушка.
Фрэнсин улыбнулась, и лицо ее стало прекрасным.
– Да. Она – мое сердце.
А ты – мое. Эти слова едва не сорвались с его губ, и он только усилием воли подавил их. Мы живем в разных мирах, мечтаем о разном, и ни одно признание в любви не в силах ничего изменить. Я не смог удержать ее от грез, да и никогда не хотел, чтобы из-за меня она отказалась от них. Я не пытался сделать вид, что понимаю, почему она сбежала из Купервиля, но в то же время знаю, что не могу стать для нее помехой.
Через несколько мгновений они с Фрэнсин вернулись к столику, неся подносы с едой.
– Наверное, нам всем станет плохо, – заметил он, расставляя на столе тарелки с обильно политыми соусом сосисками, хрустящим картофелем и бутылки лимонада.
– Наверное, так же, как после того яблочного пирога, что вы сделали много лет назад, – неожиданно произнес Поппи, и Фрэнсин с Трэвисом с удивлением уставились на него. – Или когда вы затаились за сараем, пытаясь раскурить мои трубки, предварительно завернув их в газету.
Фрэнсин охнула, а Трэвис рассмеялся.
– Я думаю, от вас не так-то много удавалось скрыть, Поппи! – воскликнул он.
Глаза Поппи засверкали веселыми искорками.
– Полагаю, я был в два раза умнее, чем вы обо мне думали. И я все еще такой.
Наступил поздний вечер, и они наконец поехали домой. Грэтхен немедленно свернулась клубочком и засопела на заднем сиденье, положив головку на колени Поппи, а ручками обнимая мягкого лилового динозавра, которого для нее выиграл Трэвис. Поппи выглядел таким же усталым, он привалился головой к сиденью и закрыл глаза.
Трэвис вел машину, все время переводя взгляд с дороги на Фрэнсин. Несмотря на то что ее сарафан измялся, лиф украшало пятно от соуса, волосы растрепались, а макияж стерся, она выглядела прелестно.
Он мечтал о том, чтобы отвезти ее к себе домой, уложить спать Грэтхен, потом взять Фрэнни на руки и заниматься с ней любовью, долго-долго, пока утренний свет не пробился бы сквозь занавески.
Как бы ему хотелось завтракать с ними обеими так, чтобы по одну сторону от него сидела Грэтхен, а по другую – Фрэнни, чтобы их разговор заполнил пустоту в его сердце.