Крепко сжимая его руку и ощущая не менее крепкое пожатие в ответ, я пыталась не думать о том, что совсем недавно делала этими руками.
Так что, умереть было бы лучше?
С момента последнего захода солнца произошло слишком многое. Может быть, Кон и прав, я ни во что не превращусь, солнечный свет меня не убьет, но тогда меня убьет соприкосновение с реальным миром, и солнце здесь ни при чем.
Цепочка на моей груди с каждым шагом колыхалась взад-вперед, колыхалась медленно, утяжеленная отравленной кровью из открывшейся раны.
Моя душа-солнце, душа-дерево, душа-олень. Пересилят ли они мою темную душу?
Теперь уже нет.
Мы бежали, а кругом выл ветер, словно при конце света, он подхватывал огромные обломки машин и играл ими, не давая им упасть, словно это были клочки бумаги. Думаю, крыша тоже просела – точно определить это было сложновато. Никаких примет дороги здесь не было, даже вампирских останков; ума не приложу, откуда Кон знал, в какую сторону бежать, но он, похоже, действительно знал, и я бежала, потому что бежал он, потому что бежать – это хорошая идея, когда мимо, рассекая воздух, проносятся куски металла, каждый размером с небольшой автобус, даже если вероятность того, что ты бежишь не в том направлении и прибежишь, соответственно, не в то место, приблизительно равна вероятности того, что ты навсегда останешься в том месте, где находишься сейчас, если не поторопишься.
На мгновение, на одно мгновение этой безумной гонки, идея побороться за жизнь показалась мне привлекательной.
Потом мы бежали через что-то, похожее на коридор в направлении чего-то, похожего на двери. Мы расцепили руки, чтобы толкнуть створки дверей, и к моему удивлению, они распахнулись, как распахиваются все обыкновенные двери в реальном мире. Мы были снаружи, снаружи, под ночным небом He-Города, и мы вдыхали реальный воздух.
Может быть, я слишком быстро бежала, когда пересекла границу реального мира, и поэтому не умерла, а может быть, я просто была слишком удивлена, чтобы умереть.
Мы бежали прямо в лапы отряда ООД.
Мне отчасти повезло: они почти сразу же меня узнали. Это было уже последней каплей, меня прошибла истерика, и когда на меня навалилось трое, я успела поколотить одного из них, прежде чем двое других натянули на меня смирительную рубашку. Я не могла вынести прикосновения – прикосновения плоти – ко мне, особенно к моим рукам, поэтому хорошо, что рубашка была у них наготове, и поэтому обошлось без старомодной рутины с заламыванием рук за спину. Рубашка должна была меня сразу успокоить, но во мне все еще играл адреналин, или темная кровь, или остатки той силы, что собрала для меня световая сеть, или яд, или что вам больше нравится, и я билась и извивалась, словно в эпилептическом припадке. Это продолжалось минуту или две, до того момента, когда я услышала полузнакомый голос: «Минутку, это случайно не… да это Раэ, из кофейни Чарли, помните?»