Она жила, словно шла по лезвию бритвы. Он обладал ею тогда и там, где хотел, – ею, которая всегда заставляла окружающих ее мужчин плясать под свою дудку. И хотя неуверенность в нем была для нее пыткой, именно это поддерживало в ней интерес к приключению. В те редкие моменты, когда она была способна мыслить здраво, она понимала, что это правда, хотя ей очень хотелось бы, чтобы ее убедили в обратном. Но она думала лишь о том, когда он снова овладеет ею и снова доведет до острого сладкого экстаза, который умел вызвать один он и который всегда оставлял ее дрожащей и жаждущей продолжения. Даже страх, преследовавший ее после самоубийства Криса Коннелли, отступил в ее сознании на задний план – если Захарий хотел выдать ее, то он бы уже давно это сделал – да и зачем бы ему? Она не назвала себя по телефону, и даже если он узнал ее по голосу и догадался, кто ему звонил, он никогда не осмелился бы назвать ее, не имея доказательств. А если бы вдруг кто-нибудь другой вычислил ее, так ведь не одна она была хранительницей «государственной тайны». Известное ей могло быть известно и другим. Нет, маловероятно, что Хьюго когда-нибудь узнает, что именно она донесла на его помощника и друга. Правда, всегда следовало опасаться, что Хьюго узнает о ее похождениях в совсем иной области.
Суровой нью-йоркской зимой здоровье матери Хьюго начало резко ухудшаться. Напрасно Хьюго пытался убедить ее перебраться куда-нибудь в более мягкий климат – она никогда не жила нигде, кроме Нью-Йорка, говорила она, и здесь была намерена умереть. Удрученный ее состоянием Хьюго проводил с матерью все больше и больше времени, а Полу это только радовало, потому что давало ей возможность встречаться с Грегом по первому его требованию. Иногда Хьюго сам им подыгрывал, позволяя Грегу сопровождать ее на вечеринки, на которых сам не мог присутствовать, и тогда Пола совсем не испытывала угрызений совести. Если Хьюго так слеп, то винить ему следует только себя.
В январе Марта Варна умерла, и ее похороны хорошо запомнились Поле, потому что Грег последовал за ней в ванную комнату и овладел ею там, объяснив потом свой поступок с кривой ухмылкой: «Я не мог устоять, чтобы не трахнуть тебя, очень уж ты соблазнительно выглядишь в трауре». После этого он уехал по делам, и она не видела его и не слышала о нем почти шесть недель.
Когда настало лето, их бурная связь все еще продолжалась в том же духе.
– В этом году вы оба должны немного отдохнуть на моей «лодочке», – сказал однажды Грег. – Не принимаю никаких отказов.
К радости Полы, Хьюго согласился, и они втроем улетели в Италию, где провели три недели, днем загорая на выскобленных добела досках палубы, а благоуханными вечерами – болтая и потягивая шампанское. Этот отдых был для Полы мучением: находиться так близко от Грега и не спать с ним – это ли не адская мука? Яхта, хотя и роскошная, была невелика; она была рассчитана на то, чтобы Грег мог управлять ею один, без команды, плавая между островами и не выходя в открытое море, а это означало, что там не было места, где они могли бы остаться вдвоем. Но Грег, казалось, находил удовольствие в сложившейся ситуации, наслаждался собственным вынужденным воздержанием и насмешливо наблюдал, как она изнывает от желания. В конце концов Пола не выдержала. Она пожаловалась Хьюго, что скучает по Гарриет, и они улетели домой раньше, чем собирались.